После этого Аня погрузилась в бытовые хлопоты: сходить в душ, приготовить ужин, помыть посуду. И ни секунды не смотреть на экран телефона в иррациональном ожидании. Ведь они договорились, что Аня сама напишет, когда все обдумает. Хотя о чем она могла вообще думать, когда мысли так путались, что даже голова болела?
Заварив себе ромашку, чтобы хоть немного успокоить рвущиеся нервы, Аня забралась на диван с ногами и под тихое мурлыканье пришедшей к ней на руки Карамельки попыталась собраться с мыслями.
Бабушкины письма лежали в сумке и не выходили из головы. В них она представала совсем иным человеком: страстной, живой, яркой. Будто ее подменили после всего, что произошло у них с Тахиром.
За окном снова пошел снег – уже весенний, но оттого не менее холодный и тоскливый. Хотелось тепла и света, а не очередной метели и сырости под ногами. Аня понимала, что скоро эта погода сменится другой, как и всегда в марте: сейчас снег, а через пять минут оттепель. Таков уж переменчивый и капризный март. То ли дело апрель, на исходе которого она родилась: земля, свежая зелень, а к ее дню рождения – и первые клейкие листочки на ветках самого нежного зеленого оттенка. И небо – пронзительно-голубое, широкое и ясное. Ни секунды размышлений, ни минуты тревог под таким небом и быть не могло.
Аня отпила чай, поморщилась от терпкого вкуса – передержала заварку – и погладила Карамельку, тут же отозвавшуюся более громким мурлыканьем. А снег за окном и не думал прекращаться.
Призраки ушли, больше не у кого было спросить совета. Тетушки еще не отошли после последнего разговора, поэтому все общение свелось к робким прощупываниям с обеих сторон. Надо будет наведаться к ним посреди недели, купить яблочный пирог и поговорить. Заодно и про письма рассказать, точнее о том, какой была бабушка, пока не решила сдаться.
Но ей-то не было необходимости сдаваться! И чего она так боялась, кроме изменений в привычной жизни? Только того, что может снова ошибиться. Снова получить под дых и остаться у разбитого корыта.
Но если не пробовать, то как же жить дальше? Спрятаться в скорлупе, забиться в темный угол и совсем не выбираться из проклятого Джукетау? Не о такой жизни она мечтала в юности.
Ночью ей снова приснились холмы на дороге в Город и русло высохшей реки. Ковыль метался под порывами ветра, стелясь низко, будто водоросли на дне моря. По летнему небу бежали барашки облаков – такие резвые, словно живые. И ветер доносил ароматы цветущей кашки и другого полевого разнотравья.
Под босыми ногами нагретая земля отдавала все тепло, согревая и питая. По щиколоткам струился подол шелковой юбки, и от этого ощущения Аня погрузилась в странное состояние. Казалось, еще секунда – и она взлетит в небеса птицей, а зеленые поля и холмы останутся далеко внизу, становясь все меньше и меньше.
– Почему ты здесь? – раздался знакомый голос, и Аня обернулась.
Перед ней стояла Оничка. На скуластом лице читалось удивление.
– Я не знаю, – ответила Аня и, присев на теплую землю, провела ладонью по морю травы вокруг. Ковыль словно отозвался, потянувшись за ее рукой.
– Я думала, что тебе больше не понадобится моя помощь, – присела напротив Оничка, аккуратно разложив поневу, прикрывая босые ноги.
– Видимо, меня сюда привело оттого, что я сомневаюсь.
– Боишься ошибиться? – понимающе кивнула Оничка. – Так нечего. Любую ошибку можно исправить, кроме одной – смерти. А ты живая, молодая, и впереди у тебя еще много ясных дней.
– Почему же ты не ушла? – спросила Аня спустя пару минут раздумий над ее словами. – Ведь ты могла бы теперь быть со своим камлауши, той частью его души, что мы освободили.
– А кто сказал, что я не с ним? – улыбнулась Оничка. – Просто тебе была нужна я, а не он, иначе бы и камлауши показался.
– Но как же… где же мы тогда сейчас? – Аня еще раз оглянулась по сторонам, осознав, что это не просто пространство сна.
– Верно, верно, мы не тут и не там. И тебе нельзя здесь долго оставаться. Поэтому слушай. Я не допущу, чтобы с моими потомками случилась какая-то беда. Ты вольна поступать как знаешь, но всегда помни, что самое важное вы с Русланом уже сделали. Вы замкнули цепь и освободили нас. Все повторилось, но вместо боли пришло освобождение. Нет больше проклятия, нет больше холода. А значит, вам жить долго. А остальное от вас самих зависит.
Аня удивленно смотрела на нее, понимая, как прямо на ее глазах Оничка становится старше и крепче. Уже не девушка, а взрослая сильная женщина.
– Я буду помогать и тебе, и твоим детям, и детям твоих детей, и стольким вашим поколениям, сколько их появится на свет. И ни одна беда вас не тронет, и ни одна зима не застудит. Иди, Анечка, тебе уже пора. И помни, что я сказала.