Читаем Наливайко полностью

Окаменелое лицо духовника чуть-чуть шевельнулось. Склонилась голова в низком поклоне, — отец Демьян, отдав должное почтение обоим можновладцам, вышел. Его глаза могли бы сказать Радзивиллу о насмешке над ним. Ибо Мелашка, вновь переодетая в мужской костюм, на глазах у Демьяна выехала за город на испытанном в беге коне из воеводских конюшен. За пазуху положила короткое письмо, полученное от отца Демьяна за печатью воеводы Острожского: «.. к панам знатным земель и воеводств украинских поднепровских, чтобы не чинили вреда слуге верному воеводскому…»

«А может быть, и в самом деле не следовало выполнять этого приказа? Князей и в ступе не разберешь… — тревожно раздумывал поп, уже выйдя за двери воеводских покоев. — Э, да все равно не приведет господь грешной женщине в такую даль добраться, по-мужски сидя верхом на коне…»

И совесть и честь княжеского духовника тоже не были ущемлены этими действиями.

Круг старшин, собравшись на скорую руку, снова выбрал гетманом войска Григора Лободу. Шаулу отвезли в Переяслав и сдали на руки лекарю, пленному крымскому татарину Мурзе. Наливайко не было в кругу, — ему пришлось караулить на Днепре и портить Жолкевскому настроение, мешая его переправе с киевского на левый берег. Весть об избрании Лободы Наливайко принял спокойно, только поинтересовался мнением круга о дальнейших действиях войска.

Юрко Мазур сообщил ему:

— Лобода хочет защищать Днепр и договориться с Жолкевским…

— О чем договориться?

— О мире. Собственно, не о мире, потому что об этом и речи не было, а об увеличении реестра и о том, чтобы корона не строила крепостей на. Днепре.

— Не выйдет это. Корона будет строить крепости, потому что шляхта польская хочет прибрать к рукам нашу страну. Мы должны защищаться, защищать Украину от насилия. Нобилитация нескольких тысяч украинцев — это бесчестная взятка, которой польский пан хочет купить нас, ослепить нам глаза, а в нобилитованных казаках получить себе верных псов. Не будет этого! И Днепр караулить сейчас тоже не время, не будем.

— Однако, Северин… Гетман Лобода приказывает стоять и караулить.

"— А я прикажу идти па Низ или На… Путивль, к русским!..

Мазур и дивился, и любовался, глядя на Наливайко. Слова друга резали слух, тревожили казачью Душу:

— Так это… черная рада?

— Не черная, а кровью наших сердец окрашенная рада. Юрко! Что ты выторгуешь у этого бесноватого пса, у перебежчика Жолкевского, у злого янычара? И отчего это я обязан торговаться с насильником, с непрошеным захватчиком моих земель, моих вольностей, моей жизни? Он захочет ввести унию, а то и католичество на Украине, захочет построить польские крепости на границах с Москвой, захочет стать гетманом над украинцами, выдав наши головы на глумление Варшавы и всего света. На наших костях он будет строить свое можновладство, свою славу, будет расширять границы Речи Посполитой Польской! Не хочу я торговаться с ним, не буду торговать Украиною, вот и все!

Мазур пожал плечами. Из лесу к ним, на широкую песчаную косу берега, направлялась группа всадников. Впереди на тяжелом коне тяжело ехал дородный Лобода. Зеленый пояс широко опоясывал его толстый живот, а за поясом торчала гетманская булава.

Наливайко и Мазур двинулись навстречу старшинам. С киевского берега донесся звук выстрела из гаковницы. Оба коня порывисто повернули к Днепру.

— Жолкевский подает кому-то сигнал, — вслух подумал Наливайко.

Вглядывались в противоположный берег. Там, под высоким обрывом, ниже печерской церкви, суетилась толпа людей. Над ними всплывала серая тучка дыма от выстрела из гаковницы.

— Из кустарников лодку спускают в воду. Иди, Юрко, вели Демьяну два раза выпалить из пушки и заставить повернуть, если не потопить смельчаков.

Лобода услышал приказ Наливайко. Крикнул Мазуру:.

— Не нужно! Должны вернуться от пана Жолкевского наши послы.

— Какие послы, пан Лобода? — удивился Наливайко. — Со вчерашнего дня караулю на Днепре, должен бы знать, кого посылали на киевский берег.

— Наши послы — есаул Морчевский и сотник Заблудовский. Еще вчера с утра под Троещиною в тумане переправились.

— Пан… гетман, насчет этого ведь не было совета старшин.

— Это сделали они по собственному почину, чтобы выведать про войско нашего врага, пан Северин. Я велел им на случай, если б они попались в руки пану Жолкевскому, выдать себя за послов и после переговоров выстрелить один раз из гаковницы. Вчера я был полковником, караулил под Троещиною, а пан Северин был гетманом. Сегодня же я… гетман и этот поступок двух наших смельчаков вполне одобряю. Правильно, господа старшины?

Несколько голосов из группы старшин подтвердили: -

— Правильно…

Лодка пошла от берега наискосок. Вода сносила ее. И вся компания старшин двинулась следом за Лободой вдоль берега вниз по течению. Наливайко остался и сошел с коня. На него оглянулись полковники, сотники, есаулы. Оглянулся также и Лобода. И остановил коня. Мгновение подумал, посмотрел на лодку среди Днепра:

— А зачем, в самом деле, ехать им навстречу? Пан Северин караулит при войске на берегу, останемся и мы с ним.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза