Читаем Наливайко полностью

С правого берега Днепра донеслись пушечные выстрелы, но ядер видно не было. Нагорной дорогой двигались несколько возов с лодками и прочим имуществом. Замолкли казачьи старшины, всматриваясь в это движение поляков на киевском берегу. И Стах Заблудовский пояснил:

— Пан Жолкевский еще ночью отправил войска в Триполье, а теперь посылает им на возах приспособления для переправы и орудия для сражения. Вероломное киевское мещанство готовило эти лодки, сам видел…

В напряженной атмосфере эти слова, словно порох, зажгли людей. В одно мгновение старшины уже были на конях. К Лободе только ради приличия обращались:

— Пан гетман, прикажи на Переяслав гнать. Там имущество, дети и жены…

— Вдоль Днепра на Низ пойдем… Хану крымскому передадимся, а не быть нам в руках Жолкевского.

— На Переяслав! Там решим. На Переяслав!

Лобода пытался как-нибудь унять панику, хватался за булаву и все-таки вскочил на коня вслед за старшинами. Только сильный голос Наливайко заставил умолкнуть всех вокруг.

— Не в Триполье, а здесь, под Киевом, Жолкевский переправит свои войска!!! Господа старшины! Этот десяток возов и сотня жолнеров за ними на киевском берегу не что иное, как обман, маневр. Какой дурак станет показывать врагу, что он собирается делать? Нас дурачат. Предлагаю не снимать охраны с Днепра, а войско направить в степи, на Путивль, к Москве! Нам нужно спокойно разобраться, кто чего хочет. Жен, детей оставим в Переяславе, — ведь не дети нужны ляхам, а мы, живая казачья сила, и нас они будут преследовать…

— Верно!

— Что он мелет?

— В степи! Это правда! К бою строиться в ряды надо заблаговременно и силы свои соединить с московитами против ляха!..

Лобода и тут молниеносно оценил положение. Не таким себя дураком считал, чтобы снова оказаться без поддержки, без старшин. Пустил в ход булаву и голос, коня своего поставил рядом с конем Наливайко. И приказал полковнику Кремпскому идти с войском в степи, в направлении на Лубны, забрав весь лагерь из Переяслава, с женами и детьми.

— А защищать здесь днепровскую переправу останемся мы — я и пан Северин, да несколько сот казаков с паном сотником Заблудовским…

— Согласен, остаюсь! — словно принимая вызов, крикнул Наливайко.

Только пристально посмотрел прямо в глаза Лободе, потом повернул коня и поехал вдоль Днепра, против течения.

Рано на рассвете следующего дня, когда еще держался слабенький утренний морозец, на берегу Днепра из лесного куреня выехал Лобода. На песчаной косе он уже застал Наливайко и сотника Заблудовского. Несколько всадников-казаков стояли в стороне среди тальника. Их приглушенные голоса доносились невнятно, будто из-под земли, да лошади изредка похрапывали ноздрями.

Заблудовский выехал навстречу Лободе и сообщил, что на киевском берегу уже готовят две лодки с белыми полотнищами на пиках. Гетман остановил коня, не доезжая до Наливайко, долго всматривался в лодки, прищурив глаза. Легкий туман как-то торжествено поднимался над рекою, глаза гетмана едва нащупали сквозь него противоположный берег. Не поворачивая головы, приглушенным голосом спросил:

— Говорили, пан сотник?

— Разговаривали, пан гетман. Это какой-то дьявол, а не человек. Только намекнул я, что ему следовало бы выехать на лодке для переговоров с доверенным лицом пана Жолкевского, а он… и слушать не захотел.

— Что говорит?

— А ничего не говорит. «Не надоедай, — говорит, — пан сотник, не приставай с глупостями».

— А вы бы, пан Стах, сказали ему, что это мнение гетмана.

— Сказал, пан Лобода, оказал и это. Так ведь он желает сам с вами, пан Лобода, посоветоваться об этом и такое еще сказал…

— Что именно? Скорее, не тяните!

. — И сам не пойму, пан гетман, к чему это: «Казак, — говорит, — на воле, пока на коне в поле…»

— Правду сказал! — грубым голосом ответил гетман.

Наливайко не понравилась секретная беседа Лободы с сотником, и он двинулся к ним. Услышал грубый голос Лободы и шутливым тоном отозвался:

— «Когда пан гетман натощак ругается, весь день ему удачи нс будет», — говорит казачья мудрость.

Но ни шутливый тон, ни поговорка не скрыли от Лободы, что Наливайко издевается над ним. Догадывается ли он о планах гетмана Жолкевского или нет, но поговоркой намекает на неудачу этих планов… На устах Лободы заиграла приветливая улыбка, и тем же шутливым тоном, что и Наливайко, он ответил:

— А гетман ту неудачу руганью покроет, пан Северин, и вновь начнет удачи добиваться… Доброго утра! Пан сотник сообщил, что тот берег снаряжает парламентеров, пан Наливайко?

— Вероятно, что-то снаряжают. Шумят с ночи, белые тряпки на лодки нацепили. А там где-то дальше, может быть, и жолнеров уже посадили в лодки. Имеем дело с Жолкевским, а он действует всегда наперекор и правилам войны, и обычаям рыцарским, и даже собственным словам и обещаниям. Предлагаю послать берегом казаков вверх и вниз во Днепру.

— Правильно. Пан сотник, делайте, как пан Наливайко предлагает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза