Читаем Наливайко полностью

В круге замолчали. Даже рядовые казаки были удивлены таким откровенным советом семиградцев. Наливайко, усмехнувшись, благоразумно согласился:

— Разве что обычаи… А если таковы обычаи, то… мы им перечить не станем. Почему бы нам и в самом деле, дорогие братья, не согласиться на этих освященных веками условиях?

— Оружие каждому нужно, чего там…

— Да и голы мы, приодеться бы следовало.

Наливайко припомнил Шауле его уговор с князем

Острожским, и оба многозначительно улыбнулись. Для мировой с Янушем безотлагательно нужны были двадцать четыре пушки. Почему бы их не достать у таких щедрых родственников, как эти послы?

На следующее утро казаки дали согласие семиградцам двинуться им на помощь. С тем и отправили послов. А вечером из-под Каменца выступили полки Шаулы, конница Сасько и Мазура и другие отряды. С малочисленной артиллерией двинулся ночью на Семиградье и старшой украинского повстанческого войска Северин Наливайко.

9

Встревоженный вернулся Станислав Жолкевский к своим войскам на границе. Куда склониться, кого поддержать? Допустим, пока жив Замойский, за ним не пропадешь. А если случится, что Ян не устоит против короля, что Микола Жебржидовский потерпит поражение, — что тогда? Конечно, гетману Жолкевскому никогда не поздно перейти на сторону короля. Сигизмунд умом не силен. Ему ли разобраться в тонкостях политической игры, в которой так искушен уже опытный воин Жолкевский? А за поддержку ко- родя в критическую минуту (понятно, если сила будет на стороне короля, — выбрать такую минуту не требует особого искусства!), за такую поддержку кто бы пожалел дать Станиславу коронное гетманство, а может быть и канцлерство…

— Чудное, пан Янек, затеваешь, — уже вслух продолжал он думать. — То ты за Сигизмунда Вазу легкомысленно становишься под пули и сабли эрцгерцога Максимилиана, а то противоречишь королю даже в мелочах, касающихся устава веры и брака… Чудачество, пан канцлер… сбивчивая политика.

В штабе на Буге Жолкевскому спешно доложили про каких-то подозрительных людей, которые шатаются по дорогам прикордонья.

— Кто ж это установил, что они подозрительные?

— Хорунжий узнал среди них одного из низовых старшин…

Жолкевский принужденно усмехнулся, махнул рукою.

— Да вы, пан полковник, стареете, низовых изменников пугаетесь. Ведь и Наливайко, этот лотр Острожских, где-то тут за Буг прошел. Сколько всякого народа тут шатается! Бездельники…

— С разрешения пана гетмана позволю себе напомнить..

— А что напоминать? Если зверь страшный, его убивают. Вас я оставил здесь начальником, пан полковник, вы и должны были выяснить.

— Позволю себе напомнить Станислава Хлопицкого.

Жолкевский резко обернулся и окинул низкорослую фигуру полковника недоверчивым взглядом.

— Хлопицкий? Здесь (вертелся Хлопицкий? Изменник, который службу Баторию предал за турецкое золото, а теперь перешел в подданство к Рудольфу.

— Это вам лучше известно, пан гетман. Но я рад, что вам удалось вспомнить Хлопицкого. Именно его с каким-то немцем и евреем хорунжий встретил в Прилуках.

«Нет сомнения, это шпион Рудольфа. Пронюхал, что корона отправляет свои кварцяные войска на помощь молдавскому господарю. Выходит, известны Рудольфу планы Замойского превратить всю Валахию в покорные кресы короны польской. Так, так! Шпионы императора почти в штабе коронных войск…»

— Почему ж не поймали? Где тот бездарный вояка, что видел и не…

— Еще не поздно, ваша мощь. Хорунжий встретил их вчера и только что сам прибыл с этим донесением Если пожелаете…

— Пожелаю!.. Немедленно прикажите схватить и… чтоб никому ни слова об этом.

— В точности исполню, ваша мощь. Скоро люди вернутся с арестованными.

Жолкевский сгоряча хотел было разжаловать нерасторопного хорунжего. Но стоит ли? Не оберешься стыда, если, эти шпионы вдруг окажутся самыми обыкновенными бродягами. Разве мало таких бродяг встретил сам гетман на своем пути в Польшу и обратно? Даже в селах, почти на глазах у гетмана, они дерзко собираются и. говорят все, что взбредет им в их хлопские головы. Этот Наливайко окончательно развратил раба-посполитого. Старосты доносят из городов, что Украина начинена не только слухами, но и вооруженными отрядами. Восстают против своих панов-помещиков с именем Наливайко на устах. Приднепровский Кампанелла!.. Бросил клич: бей пана! И охотников сколько хочешь. Грабят наши имения, уничтожают грамоты на привилегии, угрожают шляхте равенством…

— Равенство, пся крев…

В тот же день осмотрел новые окопы, съездил на Буг, где нашли тайный брод. Проезжая дубовый лес, он то и дело оглядывался совсем не как хозяин, будто не он, Жолкевский, ловит, будто сам должен прятаться, чтоб не быть пойманным из-за кустов. Столетние дубы превращались в смельчака Наливайко, а гибкие березы, казалось, смеялись гетману вслед, тая за собой грозные для гетманского счастья тайны.

Медленным летним вечером Жолкевский вернулся в штаб и заметил необычайное оживление среди охраны. К воротам были привязаны оседланные кони.

От них несло привычным для воина запахом конского пота. В дверях Жолкевский столкнулся с полковником.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза