Наливайко

Одетый и готовый в далекий путь, он стоял в гостиной один, улыбаясь при воспоминании о вчерашнем вечере. В гостиной никого, кроме сотника, не было: канцлера внезапно позвала к себе жена, и он задержался у нее.

— Золотко! Почему это тебе вдруг так захотелось в Стобниц? Ведь еще тепло здесь, а потом я занят делами.

— Отпусти меня, Янек! Надоело в Замостье. Ко мне в Стобниц на рождественские праздники должна приехать пани Лашка, воспитанница Оборской на Украине. Не возражай, Янек!

— Голубка, я не «возражаю, но… одной в такую дорогу… это ведь добрая неделя!.. Да хоть пана Станислава попросить, он охотно проводит тебя до самых родителей.

Графиня заволновалась:

— О, нет, нет, Янек! Не хочу, чтобы пан Станислав… Он такой «внимательный» к женщинам..

«Внимательный»? Бабник, волокита, — это знает и сам Замойский. Старая обида еще за покойницу Гржижельду, — да разве только за Гржижельду! — уколола графа. Он с минуту подумал и нерешительно произнес:

— У меня ведь разные дела… А пану Станиславу и по дороге, с ним жолнеры, он мой лучший друг…

Еще немного подумал:

— Было бы, золотко, совсем неловко просить этого украинского сотника, хотя ему почти по дороге, заехать в Стобниц. Эти украинцы…

— Думаю, Янек, это твое дело. Если уж сам не можешь, то лучше чужого попросить… Отец приютит его гостем на несколько дней, Острожскому и тебе угодит…

К Наливайко Ян Замойский вышел, натянуто улыбаясь, и прощальный разговор протекал не так торжественно, как того требовали дипломатические условности.

— Передайте, пожалуйста, пану воеводе, что мы желаем ему успеха, пусть известит, когда оправится с грабителями и изменниками в своих землях. Старостам Вишневецкому, Претвичу и Тульскому будут даны наши указания о помощи, — мимоходом пообещал канцлер по привычке.

— Это ваше последнее слово, вельможный пан канцлер?

— Да… Ссору с Криштофом нужно кончить так же по-семейному, как и начали ее у вас…

В открытые двери вошел Жолкевский и, не поздоровавшись, стал в стороне. Сотник обернулся к нему:

— Вельможный пан гетман и не поздоровался, кажется. Что это — таковы обычаи у вельможных панов гетманов или пана плохие сны беспокоили этой ночью?..

— Пан сотник, я — Жолкевский.

— А я… Наливайко…

Замойский нервно выпрямился. Его густые с проседью брови сошлись — признак недовольства и гнева.

— У меня на приеме посол киевского воеводы, вельможный пан гетман… Ваше недовольство характером пана сотника прошу проявлять в другом месте..

Жолкевскому показалось, что канцлер намекнул ему на ночную отправку отряда конных жолнеров в засаду против этого дерзкого сотника.

— Прошу пана сотника извинить, такова уж натура воина, — притворно улыбаясь, промолвил Жолкевский.

Наливайко поклонился обоим и направился к дверям. Но граф пошел за ним и, подавляя гордость, обратился заискивающе:

— Кстати, не могли бы вы, пан сотник, оказать любезную услугу?

О, пожалуйста, пожалуйста, ясновельможный.

— Не мне, — поспешно предупредил Замойский, — пани Барбара просит…

Наливайко слегка покраснел, но сдержал себя, не глянул на сбитого с толку Жолкевского. Гетман воспринял эту просьбу графини как публичную пощечину себе — другу дома и воину.

Не прощаясь, он вышел из кабинета.

А через несколько часов из замка выехала запряженная шестеркой лошадей закрытая карета пани Барбары Замойской. С обеих сторон кареты гарцевало по пять всадников. С одной стороны — жолнеры Замойского, с другой — гусары Наливайко.

Сам сотник на вороном коне (подарок верному слуге от молодой невестки князя Острожского Середзянки) в последний раз молодцевато подъехал к канцлеру, стоявшему на веранде, и приветливо попрощался с ним.

Жолкевский не ответил на поклон сотника. Белоногий конь как-то вдруг присел, осаженный. Наливайко не сдержал своего кипучего презрения к этому надутому гетману:

— Напрасно чванитесь, пан гетман. Из сотников бывают и гетманы, а из гетманов — разве лирник… За мной стоит молодость…

— О, я ей противопоставлю опыт!

— Не шутка убить журавля, а попробуйте живого поймать! — крикнул Наливайко и пустил коня, чтоб не слышать злой брани гетмана.

Этой вызывающей фразой он будто дразнил гетмана Жолкевского еще и тем, что едет он с графиней Барбарой совсем не через Горинский лес, куда заслана засада…

Так пани. Замойская выехала в Стобниц, в гости к своему отцу Тарновскому. Дорога была не близкая, но пани уже не чувствовала себя такой одинокой. То и дело открывала она дверцы и заговаривала с сотником, забывая свое положение высокопоставленной жены коронного канцлера.

С севера двигались тучи, путников окружали широкие степи, высокие леса, иногда заставали в пути непроглядные осенние ночи.

4

Сотник Наливайко вернулся в острожский замок лишь в начале зимы. Старый князь Константин выслушал его с должным спокойствием и самообладанием. Но потом, наедине с собой, дал себе волю: привезенный Наливайко ответ Замойского князь понял как скрытую месть обоих гетманов. Его широкая и густая борода тряслась.