Налле Лапсон и Тяпка

— А я тут кое-что подумал, — сказал Налле Лапсон. — Вдруг кто-нибудь немножко выручит меня со счетом? А то очень хотелось бы знать, сколько получится, если все это сложить и вычесть.

И Налле Лапсон протянул Софии свои записи.

София стала считать.

— Должно остаться девятнадцать крон восемьдесят семь эре, — сказала она. — Но это не считая визиток.

— Еще я, кажется, съел одну сосиску на улице, — вспомнил Налле Лапсон. — Или две.

— Трудно считать, когда не знаешь всех расходов, — покачала головой София.

— По-моему, записывать каждую трату — это мелочность, — сказал Налле Лапсон. — Скажем, про мороженое, которое мы с Тяпкой съели на вокзале, вообще говорить не стоит.

— А что за обманщик? — спросила София.

И Налле Лапсон рассказал ей всю историю.

— Какой кошмар! В жизни не слышала ничего ужаснее, — вздохнула София. — Так сколько денег у вас осталось?

— Вот посчитайте! — сказал Налле Лапсон и кинул на стол свой кошелек.

В нем оказалось всего восемь крон и еще несколько эре.

— Но этого хватит только на обратный билет! — сказала София.

— Нет уж, обратно мы пока не собираемся! — заявил Налле Лапсон. — Мы еще заработаем тут денег, сестрица София, вот увидите! И честно расплатимся и за комнату, и за еду.

Глава четырнадцатая. Породистые — это значит из приличной семьи

Налле Лапсон и Тяпка бодро трусили по залитым солнцем улицам Вестерчёпинга.

— Ты вроде служил когда-то в полиции, — напомнил Тяпка Налле Лапсону. — Может, поработаешь полицейским и в этом Вестерчёпинге?

— Нет уж, — возразил Налле Лапсон. — Работать полицейским в таком большом городе — это не шутка.

— Должен тебе кое-что сказать, — сказал Тяпка.

— Сказать, что что? — переспросил Налле Лапсон.

— Что я хочу домой, в Лильбакку. Там как-то спокойнее. Сидеть бы теперь в почтмейстерском доме, а не слоняться по улицам.

— Но ты же знаешь, что нам надо заработать денег, — сказал Налле Лапсон. — Если сидеть дома сложа передние лапы, много не заработаешь.

— Я и задние сложить могу, если что, — сообщил Тяпка.

— Гляди, что там за афиша? — сказал Налле Лапсон. — Что-то про собак. Погоди-ка, я прочту как следует. ВЫСТАВ-КА СО-БАК. А дальше… погоди-ка. «Первый приз: серебряный ку-бик»… нет, «ку-бок». Что это?

— Что-то из серебра, — предположил Тяпка.

— Его можно продать и получить много денег, — воодушевился Налле Лапсон. — Если ты, конечно, получишь первый приз.

— Ты имеешь в виду, что я должен участвовать в собачьей выставке? — сказал Тяпка. — Да ни в жизнь!

Тут они как раз повстречали красивую овчарку. Она важно помахивала хвостом.

— Давай-ка с ней об этом потолкуем, — шепнул Налле Лапсон Тяпке. А в полный голос обратился к овчарке так: — Прошу прощения за беспокойство, но известно ли фру… фру собаке об этой выставке?

— Безусловно, — ответила овчарка. — И первый приз возьму я.

— Видите ли, — продолжал Налле Лапсон. — Мы-то подумали… Мой товарищ тоже собрался пойти выставиться. Если можно так выразиться.

— На выставку допускаются только породистые собаки, — ответила овчарка с невероятно надменным видом.

— Породистые? — переспросил Налле Лапсон. — А что это значит?

— Породистые — это значит из приличной семьи, — ответила овчарка.

— Я из семьи Штемпелиус, — смущенно сказал Тяпка. — Мой хозяин — почтмейстер. А хозяйка — почтмейстерша. Очень и очень приличные люди, так что вот.

— Хозяин с хозяйкой тут ни при чем, — отрезала овчарка. — Речь о твоей собственной родословной. У тебя же ее нет, это сразу видно. А меня зовут Леди Лаванда из Экебюхольма, и у меня шестьдесят два предка.

— А предки — это кто? — спросил Налле Лапсон.

— Вы оба — умственно отсталые, — заметила овчарка. — Предки — это отец с матерью, их родители и так далее, и тому подобное.

— Отец с матерью есть у каждого, — спокойно ответил Тяпка. — А также бабушки с дедушками и так далее. Лично меня зовут Тяпка, а предков у меня десять тысяч триста шестьдесят четыре.

— Я не намерена с тобой дискутировать, — высокомерно ответила овчарка. — Речь о собаках из приличной семьи.

И овчарка удалилась, подрагивая хвостом.

— До чего же противная, — сказал Тяпка.

— Не расстраивайся, — сказал Налле Лапсон. — Главное, чтобы самому быть добрым и воспитанным, а не чтобы прадедушку твоей прабабушки как-то звали в каком-то Экебюхольме.

— Но на эту выставку я все-таки, пожалуй, не пойду, — сказал Тяпка.

Глава пятнадцатая. В Гаване кто-нибудь сходит?

Вестерчёпинг лежал на берегу довольно большого озера, и в городе имелся порт, куда приходили и откуда уходили разные суда.

Налле Лапсон и Тяпка отправились в порт.

Оттуда как раз собирался отчалить белый паровой катер. Но его капитан все стоял на набережной и громко жаловался прохожим.

— Это какой-то кошмар! — причитал он. — Мой швартовый мальчишка удрал! Где я сейчас найду другого? Судно через пять минут отправляется!

— Прошу прощения, — сказал Налле Лапсон. — А швартовый мишка вас не устроит?

— Думаешь, справишься? — спросил капитан.

— Смотря по обстоятельствам, — ответил Налле Лапсон. — А что, собственно, нужно делать?