Налог на Родину. Очерки тучных времен

Я-то думал, что с женщинами своими разобрался лет двадцать назад, когда женился.

Но я забыл про ту, которая родина.

2010

Почему я предпочел бы Рюрика

Я задержался в командировке в Волгограде – сначала была метель, а потом туман, и самолеты не летали. Но сквозь туман было видно, как город пытается поставить себе на службу советское прошлое

Знаете, я теперь жалею, что не побывал в Волгограде раньше, в школьниках, на экскурсии и с пионерским галстуком на груди. Любопытно было бы сравнить тогдашнее советское ощущение с нынешним, когда никакой идеологии, а чистый восторг.

Ведь что знает сегодняшний турист про Волгоград? Мамаев курган, Сталинградская битва, споры об имени: одни за Сталинград, другие за Царицын (споры о том, откуда происходит «Царицын», утихли: тут заимствование из хазарского словаря, такое же, как у Царского Села из словаря финского). Ну, в общем, информация историческая. А из современности – «танцующий мост» через Волгу, смотри рутьюб.

Но когда я прилетел, то увидел другое. На меня из тумана мощнейшими колоннами, капителями, фронтонами, портиками – выплывали Афины, Рим, империя. Дело было в архитектурных пропорциях, несомненно. Вот циклопический железнодорожный вокзал – в абрисе как бы шехтелевский, то есть Ярославский, только выполненный в сталинскую эпоху, сталинскими архитекторами и по сталинским представлениям о красоте (я вздрогнул, вспомнив циклопический вокзал в Милане. У Муссолини была сходная эстетика: огромное – значит красивое). Вот огромная, слоновья колоннада Педагогического университета. «Сталинские» с эркерами, портиками, башенками, нишами жилые домищи. «Сталинские» присутственные местищи. «Сталинские» (копирующие Парфенон) театрищи. Плюс планетарий – по виду парижский Пантеон, только со статуей на темечке купола. «Сталинской» роскоши гостиница «Волгоград» – с четырехметровыми потолками в номере, с коврами, бронзой, мрамором, маркетри, наборными паркетами, хрустальными люстрами, швейцарами с галунами. А вместо развалин Колизея в Волгограде – военные руины, которые турист ошибочно называет «домом Павлова», но местный житель называет «Мельницей», ибо стоящий напротив дом Павлова цел-целехонек: в нем, мне сказали, ныне «элитное жилье», продается с повышающим коэффициентом «2».

И вот я норштейновским ежиком бродил по этому туману империи, а когда туман рассеивался, вскрикивал. Потому что новое строительство в Волгограде имело связь с деньгами, но никакой связи с тем городом, что был выстроен после войны. А в советско-ампирной гостинице «Волгоград» работал ресторан, отчего-то называвшийся «Мольер». И в гостиничном холле висели подсвеченные фото Сталина, Горбачева и Уго Чавеса. А вместо ванной в номере была дырка в полу, и этой воде не было слива, она стояла озером, и постояльцам, ходившим апостолами Андреями, выдавались шлепки на толстенной подошве. А в коридорах висели марины с тонущими кораблями и виды Берлина. И это был уже совершеннейший сюр, которого никто – ни улыбающаяся девушка на ресепшн, ни улыбающиеся горничные, а в Волгограде улыбались все! – в общем, никто, кроме меня, не замечал.

Что получить и от чего отказаться

Нет, я отнюдь не считаю волгоградцев простаками, не видящими ценности и цельности в эстетике сталинизма. Мне один раз даже сказали: «Мы – Волгоград, а „Сталинград“ – это наша торговая марка, ну, это как „Вымпелком“ и „Билайн“!»

Нигде, повторяю, ни в одном другом областном городе я не видел такого размаха, такого масштаба, таких архитектурных пропорций. Даже в Москве «сталинская» архитектура теряется на фоне прочих эпох и стилей – в Москве, чтобы оценить эстетику сталинизма, надо не бродить по холмам, а спускаться под землю.

Но чтобы понять, как советское наследство соотносится с обычным человеком, в Волгограде нужно отправиться туда, куда отправляются все, – на Мамаев курган. Некогда безымянная высота 102 и правда впечатляет. 200 огромных ступеней по числу дней битвы (на ступенях – надпись: «За нашу советскую Родину! СССР!»). Пирамидальные тополя, стены-руины, статуи героев, воды Стикса, скала с прорастающим торсом маршала Чуйкова, – все это сквозь туман. Скульптор Вучетич был, скажем так, неоригинальным художником, – но как хорошо, что он таким был. Скорбящую мать он подсмотрел у «Пьеты» Микеланджело, Родину-мать позаимствовал у Эрнста Неизвестного, все прочее – у греков и римлян, но в итоге курган стал отражать величие битвы и трагедию смерти, а не идеологию СССР. Вучетич – в отличие от Церетели в Москве – работал на вечность, пренебрегая мелочами, вроде посетителей, которые у подножия 87-метровой Родины могут валиться с собственных ног он усталости (или не иметь ног вовсе, будучи инвалидами войны), а также хотеть поесть, попить или даже пописать.