Наложница для нетерпеливого дракона

Увиденное потрясло его настолько, как, пожалуй, не поражало его воображение даже мучения человека на дыбе, которые ему довелось видеть однажды, и Робер отшатнулся, хватая ртом воздух и бледнея, как полотно.

Завтрак давно кончился; это Робер понял по тому, что теперь на обеденном столе сидела Хлоя, откинувшись назад, опершись на руки и бесстыдно расставив пошире оголённые ноги. Ее дрожащий голос вырывался из напряжённого горла грубыми хриплыми стонами и криками, грудь вздымались так часто и так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из слишком глубокого выреза, а расставленные бессовестно ноги в полуспущенных чулках тряслись как в лихорадке. И между этих ног, обнимая, жадно тиская голые бедра девушки, устроился Дракон, вылизывая и целуя трепещущее тело Хлои так, что она заходилась в криках, а в ложбинку меж ее грудей мелкими каплями стекал пот.

"Черта с два он делает это для себя, — мелькнуло в голове у потрясённо Робера. — Он делает хорошо ей… Однако! Неужели мы получили госпожу, которая приберет Дракона к рукам и будет иметь на него безграничное влияние?"

Робер поспешил дверь закрыть и отпрыгнул от нее, словно она обжигала его. От увиденного в штанах Робера кое-что зашевелилось, образ изгемогающей от удовольствия девушки был так ярок, что Робер буквально ощутил под своими руками мягкую кожу ее бедер, почувствовал аромат ее возбуждения. Тотчас же захотелось овладеть этой девчонкой, прямо там, в зале, на столе, и Робер застонал в муке, понимая, что сейчас эта молоденькая курочка слишком недоступна ему.

А ещё захотелось тотчас отыскать этого молодого прохвоста-Мишеля, приволочь его сюда и кинуть между Хлоей и Драконом, чтобы затем послушать яростную грызню вместо любовных стонов. Сам факт чужого счастья и удовольствия, казалось, был невыносим господину Роберу, его лицо кривилось, как от чудовищной зубной боли. Отчего-то очень хотелось унизить эту девчонку, которая посмела вытеснить его, Робера, из жизни Дракона, умудрилась сделать его ненужным и лишним.

Унизить, чтоб знала свое место; о, господин Робер дорого бы отдал за то, чтоб увидеть, как Дракон пинком отшвыривает эту дрянь от себя прочь! Робер даже трястись начинал, на губах его выступала пена, руки сжимались в кулаки, когда он представлял себе, как подберёт ноющую побитую девчонку, утащит ее в угол потемнее, задерет ее юбки и как следует оттрахает в задницу — чтоб визжала как кошка и дрыгала своими ногами в спущенных чулках.

Самое забавное в этой ситуации было то, что Робер сам не понимал, чего ему хочется больше: обладать этой женщиной, которую он мог взять себе, но упустил эту возможность, или уничтожить ее, унизить, причинить жестокие муки. Эти два прямо противоположных чувства причудливо сплетались в одно, совершенно новое, и Робер от него трясся, как в ознобе и след, словно от самого прекрасного наслаждения в мире.

Ранее, размышляя о том, как он отыщет Мишеля, Робер полагал, что ему придется снарядить корабль и собрать команду, купить услуги хороших сыщиков, чтоб в портовом Суиратоне отыскать напуганного, осиротевшего мышонка, юношу с красивыми голубыми глазами, и который так славно умеет морочить головы юных наивных девиц.

Словом, на это все пришлось бы потратить какое-то время и средства.

Теперь же господин Робер пылал жаждой мести настолько, что все мысли о корабле и сыщиках отмел напрочь.

"Одного маленького мышонка, — думал Робер, со всех ног мчась в свою башню, — я и в когтях притащу! Я буду летать в Суиратон каждый день, покуда хватит моих сил, но я найду его! Вороны помогут мне в моих поисках…"

Безо всякой опаски Робер перекинулся а ворона, отряхнул перья и воинственно каркнул, призывая собратьев. Дракон занят своей девчонкой настолько, что не заметит отсутствия Робера, а если и заметит — что ж, всегда можно соврать, что был занят делами государства.

Он звал и звал воронье, каркал до тех пор, пока не сорвал голос, и из его черного развевающегося клюва раздавалось только слабое сипение.

Воронье, привлеченное магией последнего Ворона, черной стокрылой тучей слеталось на башню. Вороны каркали, дрались из-за насестов, прыгали по растрескавшейся черепице крыши, с криками кружили над башней. Их было так много, что когда они разом взлетали, крича и носясь, как обезумевшие, становилось темно словно вечер пришел раньше времени.

Робер ждал.

Он слушал сплетни птиц, их воспоминания, догадки, выискивая в птичьем гомоне хотя бы намек на Мишеля, или хотя бы похожего человека. Можно же поискать в мышином гнезде, если сам Мишель не желал находиться.

Однако, один из воронов, бочком подбирающийся к Роберу, каркнул громко и отчётливо, и Робер понял — тот видел Мишеля. Человека, который много времени проводил с Хлоей. Человека, который велел собственным слугам скрыть под масками лица и схватить Хлою.

Ворон часто бывал в саду герцогов Суиратонских. Бывало, стаскивал кое-что блестящее у зазевавшихся людей — сережки с ярким камешком у служанок, начищенные до жаркого блеска ложечки у кухарки.