Наложница фараона

Есть и другие подтверждения плохости иудеев. Посмотрите, например, на их лица. Это или кривой нос, — говоривший быстро указал пальцем на одного из стоявших поближе к нему; тот невольно дернулся назад, и многие рассмеялись. — … или кривой нос, или черные, да еще вьющиеся волосы и неприятное выражение лица, — теперь говоривший провел ладонью легко по своим волосам и состроил смешную гримасу; затем заговорил дальше. — А ведь некоторые так картавят! И во всех иудеях чувствуем мы некую инородность по отношению к христианам. Дух у них другой. У нас чистый, а у них грязный… — он как-то по-детски потер согнутым пальцем под носом и всем снова сделалось смешно… — Но мы люди добрые, пусть живут. Но не делайте нам плохо!

Еще один вопрос — заговор иудеев против христиан. Ох, и болит сердце от этого вопроса! Но убивать их нельзя, пока вина не доказана. Впрочем, не все так полагают. Иные полагают, что иудеи хорошие люди, а живут здесь Бог знает почему. Ну, вот и все. Правда, интересно, а что думают другие?.. — Он еще стоял на ступеньке. Все смеялись, говорили. Но ничего обидного для него не было.

Он увидел ее. Пока говорил, он был увлечен своими этими словами, и тем, как он размахивал руками и строил комические гримасы; и тем, как, и с какими выражениями на лицах и с какими словами слушали его. Но вот он замолчал и сразу увидел ее, будто глаза у него открылись. Он уже видел ее прежде? Или никогда не видел? Нет, видел. Как будто отражение в воде. И ему сейчас захотелось смотреть на нее. Он не сводил с нее глаз. Хотя если и можно было так смотреть на нее, то не из-за красоты; красоты не было; а из-за какого-то странного уродства. Она немного отпустила покрывало и стали видны ее растрепанные посекшиеся темные с множеством путанных серебряных нитей волосы — космы. Глаза ее глядели с какой-то бессмысленной, почти шутовской, и отчаянной тоскливой печалью. Губы у нее были большие и запекшиеся. И щеки впалые, и все лицо какое-то вытянутое и тяжелое…

Он прежде видел ее. И что-то другое он видел, что было ее противоположностью, и потому было странно похоже на нее. Было противоположностью и потому и было похоже…

Он видел ее прежде. Он даже знал, кто она; и почему-то сейчас позабыл. И не мог сейчас определить, откуда она. Хотя он знал, откуда она. Просто у нее никогда не было такого покрывала с блестками и маленького золотого колечка в ноздре, как многие женщины в еврейском квартале ходили…

Почудилось ему, что видел ее прежде. То есть да, конечно, видел; но никогда не смотрел на нее так внимательно, как теперь смотрел. Она была небольшая, худая довольно…

Понял, что она видит себя хрупкой беззащитной девочкой старой с голосом нежным. И вдруг ему показалось, что вот то, как он увидел ее сначала, исчезло; и он теперь видит ее такою, какою и она сама видит себя; даже он первый увидел ее такою и это передалось ей…

— С каждым человеком можно договориться, — сказал он всем. — Каждому человеку можно доказать его доброту. Надо сказать «добрый человек»… каждому человеку…

Вдруг он понял, что ей нельзя просто сказать «добрая»; она его не послушает и не поверит ему. На это «добрая», «добрый» он тратит много сил своей души, но она все равно не послушает и не поверит. Она поверит только если он будет любить ее. Но он согласен любить ее. Потому что если он будет любить ее, она будет добрая. А если она будет добрая, она позволит ему тратить силы души на других людей. А если он не будет любить ее, тогда ее злое одиночество будет сковывать его душу…

Она уже почувствовала, что он ее любит. Но она не верила и потому вдруг заговорила со всеми, громко и раздосадовано. Но она говорила интересно и он стал слушать ее. И другие стали слушать…

— Однажды в один город пришел один торговец странный, — говорила она. — В этом городе было много крыс и мышей, и они много вреда доставляли людям. И торговец вышел на площадь и стал громко кричать, что он спасет город от крыс и мышей, потому что он готов продать людям удивительный порошок. Любую мышь, любую самую назойливую крысу этот порошок уничтожит мгновенно. И под эти его зазывания собралась огромная толпа. И люди принялись покупать чудодейственный порошок. Все свои запасы порошка торговец распродал и ушел из города. Спустя год несколько жителей этого города оказались по своим делам в другом городе. И там, на площади, вдруг встретили торговца порошком. На этот раз, впрочем, он порошком не торговал, а куда-то шел с важным видом и хорошо одетый. Но жители того первого города, купившие в свое время у него порошок, тотчас узнали его и кинулись к нему. Однако он убегать от них не стал, хотя им бы именно это показалось естественным; а, подняв скругленные руки, спросил даже с некоторой торжественностью:

— Что вам нужно от меня?