Наложница фараона

— Я очень устаю, — не глядя на нее, говорил Андреас. — У меня что-то с головой… — теперь он словно бы нарочно подчеркивал свою болезнь. — Я не могу приходить к вам. Давайте как-нибудь увидимся в городе…

— Не могу без вас! — она заплакала и вдруг почувствовала, что он тронут ее отчаянием. И снова быстро заговорила. — Моя любовь — только для того, чтобы вам было хорошо и спокойно. Когда вам станет плохо, придите ко мне… У меня сердце разрывается! Какие несчастья должны случиться со мной, чтобы я забыла вас?!..

— Вы любите меня, но я не могу вас любить, — отвечал он тихо и уже почти мягко, но все еще не глядя на нее.

— Но я не прошу вас об этом, — она произнесла это быстро и почти радостно. Она радовалась тому, что он не уходил, говорил с ней.

— О чем же вы просите?..

Такую нежную жалость она испытывала к нему. Она вдруг поняла, что любовь для него всегда была только испытанием для его тела; он всегда боялся, удастся ли ему соитие; и когда удавалось, привязывался к женщине благодарно. Она ничего такого не умела, не знала; и, наверное, не сумела бы доставить ему такое наслаждение. И она сказала, что ее любовь — это защищать его, видеть, смотреть на него…

* * *

Андреас продолжал приходить в дом Раббани…

* * *

Она теперь себе удивлялась, не понимала себя.

Ведь она знала и прежде, что он болен безумием. Отчего же она прежде не стремилась увидеть его?

Ведь он болен, ведь он нуждается в помощи и защите…

Она подумала и решила так: прежде она боялась, что он не ответит ей взаимностью; он был щеголь, хороший мастер, а после и невеста у него появилась… Да, но тогда он был здоров, а после ведь он болен стал… Она еще подумала… Ведь она не верила, что даже больной он ответит ей взаимностью… И она почувствовала стыд. Ведь втайне, не признаваясь себе открыто, она надеялась, что больной и бедный он все же ответит на ее любовь… Но теперь все равно… Теперь он с ней…

Она думала о его странной иронии; об этой его странной общительности, скрывающей столь же странную замкнутость. Все время вспоминала это совсем открыто детское в его голосе; он говорил, как очень умный, но, конечно, лишенный взрослой практичности ребенок… И она все время вспоминала тот самый первый разговор с ним, когда она (кажется, так?) сразу решила, что он безумен и что она напрасно говорит с ним, тягостно стало говорить… Или не так было?.. Она вспоминала его глаза, черные, огромные; и чуть ссутуленные плечи, и то, как он не сводил с нее взгляда…

Но только бы не потерять его!..

Она сидела у станка, поджав под себя ноги, оставив работу…

Она вспоминала, как разумно он говорил вчера, как точно и тонко все подмечал в узоре ковра — композицию, все цвета, элементы… Она то и дело искренне им восхищалась и это радовало его, так радовало… он искренне был готов отдать эту свою тонкость — ей…

Однажды он спросил ее, что она думает об одном человеке, портном из еврейского квартала. Она полагала, что этот человек тоже болен безумием и потому общение с ним может быть вредно для Андреаса.

— Я не хотела бы, чтобы вы с ним говорили, — сказала она смущенно.

— Почему? — жестко спросил Андреас.

— Вы, такой, каким я вас определяю… — начала она, замирая.

Но он уже понял. Он всегда легко доходил до сути.

— Благодарю вас за то, что вы заботитесь обо мне, — сказал он мягко и горестно. — Но не надо оберегать меня от жизни. Ведь жизнь сама не бережет меня, только бьет…

Иногда они спорили и она так противоречила ему, что он даже сердился и переставал понимать ее…

— Если вы так любите меня…

Но тут уже она быстро поняла его.

— Я противоречу вам, чтобы не унижать вас. Мне хочется все время соглашаться с вами, даже не слушая ваши слова, едва услышу звучание вашего голоса, такого мягкого и доброго, и такое очарование вашей доброты и беззащитности в этом голосе… Но это было бы унизительно для вас, если бы я все время соглашалась с вами… Для меня все в вас так умилительно и чудесно… Помните, как вы спросили, где отхожее место и пошли… А я все думала, не больно ли вам, как это у вас… мне и это в вас умилительно… а прежде мне и думать было противно, что у людей такое… Господи, что я говорю?.. И как вы моете руки, и едите… И все в вас, все… — он внимательно слушал ее и казался смущенным. — И мысли ваши чудесные, — быстро продолжала она…

— Мысли, они летают, носятся в пространстве, и сами находят человека, нужного им, — певуче проговорил он. — Вот послушайте, какая у меня сейчас возникла мысль… Послушайте… Я святой… я слепой…

— Чудесно! — воскликнула она с искренним восхищением…

Они еще долго говорили и порою он спрашивал:

— Интересно?.. Вам интересно?..

И она отвечала с восторгом и нежностью:

— Да, да, говорите!..