Наложница фараона

Они еще немного посидели у теплой печи, поговорили о работе Андреаса, о его будущих родных, о судебных делах отца. Затем Андреас простился. Отец проводил его в прихожую. Служанка принесла уже сухие плащ и шапку. Андреас пожелал отцу доброй ночи и вышел на улицу.

* * *

Снег уже не шел, но воздух был холодно-влажный, промозглый. Вечер наступил рано, по-зимнему, и снова улицы были пусты. Пройдя немного, Андреас почувствовал озноб, сначала совсем легкий, после — сильнее. Начало мутить его. Лоб заныл. Андреас плотнее закутался в плащ и пониже надвинул теплую шапку. Наверное, он сегодня днем промок и продрог слишком, а за обедом переел и перепил немного. Надо быстрее дойти до дома и лечь спать. За ночь он прогреется и все пройдет. Он зашагал быстрее. Снова вдруг повалил снег и стало трудно идти. Жесткая пелена секла щеки, застилала глаза. Вдруг Андреасу сделалось страшно. Эта снежная жесткость уже душила его, дыхание пресекалось. Плотной душащей жесткостью окружил его снег и он не мог сделать ни шага. Уже охватывал его ужас, такой страшный, предсмертный, должно быть… Снег забивался в ноздри, слепил глаза… Андреас почти в агонии, все же боялся закричать, чувствовал, что тогда снег забьется в рот и удушит его… В каком-то странном забытье почти полета Андреас расслабился, почти утратил ощущение собственного тела, и бросился… но не мог осознать, куда его уносит — вниз или все же вверх…

* * *

Он твердо стоял на ногах. В первые мгновения он даже и не понял, где он. Понимал только, что в тепле, под крышей. Руки в шерстяных перчатках занемели. С шапки и с выбивающихся из-под нее волос мокрых так и текло мокро и холодно по лицу, заливая глаза. Плащ и сапоги тоже были совсем мокрые. Это снег таял от тепла. Хорошо, что сапоги не протекали и ноги не промокли…

Андреас снова хорошо ощущал свое тело. Голова уже не болела и озноба не было и не мутило. Рукава куртки все же не намокли под плащом. Андреас начал рукавом отирать мокрое лицо, чтобы глаза видели… Щекам стало жарко, но это не было неприятно…

Андреас опустил глаза и увидел, что с плаща и сапог натекло на чистый пол. И в тот же момент понял, где он. Это была прихожая в доме его отца. Но каким образом он снова сюда вернулся? Кто впустил его? Или дверь была незаперта? Но как возможно такое? Свеча в серебряном подсвечнике ярко горела. Но ощущалась какая-то ночная таинственная свободность от людского, человеческого начала. Нет, не пустота, а странная заполненность чем-то неясным, невидимым для человеческих глаз.

Или и вправду входная дверь была случайно незаперта и он, затянутый в эту страшную снежную сеть, сам не заметил, как вернулся в дом отца…

Наверное, все спят… Но как ему быть? Громко звать к себе — как-то неловко. Остаться в прихожей? Андреас кстати вспомнил, обернулся к двери и запер ее… Снова уйти в эту снежную ночь? Сил нет… Он пойдет в столовую и ляжет на ковре у печи… Господи, а как мать будет тревожиться о нем!.. Но нет у него сил идти домой… В конце концов, мать правильно подумает, что в такой снегопад Андреас остался ночевать в доме отца…

Андреас положил шапку и плащ на сундук, снял сапоги тихонько, и тихо ступая легкими ногами в черных теплых чулках и носках из толстой шерсти, осторожно обошел мокрое на полу…

Вот и дверь в столовую. Андреас шагнул… Подумал, что это будет, когда утром… Но нет, первой, конечно, придет служанка, он быстро ей все объяснит, оденется и уйдет. Как-то не хочется снова так быстро видеть отца, и совсем не хочется видеть его жену… Андреас еще что-то обыденное хотел подумать… Но тут его словно что-то подхватило; обняло, обвило вокруг пояса, и словно бы странно как-то уплотнившимся воздухом… И быстро повлекло… Он послушно и быстро переставлял ноги, боясь, что упадет от этой быстроты… Промелькнули какие-то темные комнаты — смутная плотность ковров на стенах и на полу; углы и поверхности мебели — темными — темнее пространства в комнате — плоскостями и выступами… Андреас боялся, что может от этого странного, невольно убыстренного своего движения упасть и ушибить лицо об пол. И этот простой страх обыденный вытеснил из его сознания страшный страх перед тем странным и таинственным, что сейчас с ним происходило…

И вот он вдруг остановился… Больше не влекло его… отпустило… Он понял, что уже свободен и хорошо держится на ногах… Для проверки переступил с ноги на ногу… И все это, кажется, не было враждебным, ничего дурного не причиняло ему, а было даже занятно…

В этой комнате не было свечей. Но всю ее заполнял какой-то почти тусклый свет, свечение… что-то предутреннее… Неужели уже рассвет?.. Как странно вдруг стало идти время! Кажется, совсем недавно он прощался с отцом, и был вечер…

В комнате ковры на стенах и на полу. И мебели никакой нет. Похоже на комнату, куда его водил Гогенлоэ, уже давно… Должно быть, это покои госпожи Амины, он догадался… Но ему не страшно… он давно подозревал смутно, что она… А что она?.. Что-то странное…