— Она пронизана злом и страшной хитростью. Нет ничего такого, на что она не побоялась бы пойти ради достижения своей цели: ложь, мошенничество, предательство, коррупция, черная магия. Она дерзкая, извивается, как уж, и могла бы продать ветер в коробке.
Ее отец — по линии Шериф — был из туарегской знати и вступил в неравный брак, влюбившись в женщину самого низкого происхождения из Гхата, городка на юге Ливии, расположенного рядом с алжирской границей недалеко от Нигера. У пары родились две дочери, Мабрука и ее старшая сестра, которых доверили воспитывать рабам. Как он мне объяснил, это была традиция для заклинания судьбы и «изгнания злого духа», когда родители теряли маленьких детей. Совсем юной Мабруку обручили с одним знатным туарегом, но вдруг на ней женился человек из племени Каддафи, Массуд Абдель Хаффиз, который уже был женат на кузине Вождя. Он был командующим военного региона Себхи, и Мабрука за короткий промежуток времени смогла воспользоваться многочисленными привилегиями, предоставляемыми приближенным Каддафи, и вошла во вкус путешествий в роскошных условиях. Но этот военнослужащий высокого ранга очень скоро с ней развелся, и она вернулась в свой родной город Гхат. В отличие от многих туарегских женщин, она не носила традиционную одежду, а одевалась на западный манер. «Но без намека на стиль», — уточнял мой собеседник. Известно, что у нее был роман с одним управляющим банка, после чего она исчезла, «появившись потом в Триполи». Он не знал деталей того, как ей это удалось.
Мне их даст один человек из службы протокола. Мабруку приняли на работу в 1999 году, по случаю конференции глав африканских государств, которой Каддафи хотел придать исторический глянец и размах и на которой 9 сентября 1999 года (9.9.99) была подписана знаменитая «Сиртская декларация», целью которой стал Африканский союз. В ней участвовало около тридцати руководителей, а значит, необходимо было встретить в аэропорту столько же жен и сопровождать их во время передвижений (парикмахерская, шопинг, конференции), а также обязательно приставить к ним переводчиков. Перегруженная хлопотами администрация протокола не видела другого выхода, как срочно набрать женщин, говорящих на всевозможных языках и африканских диалектах. Именно через эту маленькую дверь и проникла в круг власти Мабрука, поскольку она знала туарегский язык и хауса (язык, на котором говорят, например, в Нигере и Нигерии).
— Ее взяли совсем не за мордашку! — вспоминал один человек, нанимавший ее. — У нее был вид отсталой деревенщины, без малейших признаков кокетства и изысканности. Возможно, очень бедной; в любом случае, так я подумал. Но у нее был такой волевой взгляд!
Новых работниц собрали на небольшую стажировку, где им щедро раздавали советы и инструкции касательно их роли, речи и внешнего вида (им порекомендовали одежду одного современного кутюрье). В первый же день конференции Мабрука вошла в Баб-аль-Азизию для сопровождения делегации из Гвинеи, прибывшей поприветствовать Каддафи. Этого было достаточно. В тот же вечер она предупредила свою руководительницу:
— Найди кого-нибудь на мое место. С сегодняшнего дня я работаю непосредственно на Вождя.
Ей удалось.
Семья, которая приютила ее по приезде в Триполи, позже рассказала мне, с каким рвением она искала работу и в особенности упорно искала встречи с Каддафи.
— Хватит одного раза, — говорила она. — Одного-единственного раза! И он захочет, чтобы я у него служила!
Все объясняли, что ее успех связан с интенсивной практикой черной магии, а не с шармом. За все годы службы у Каддафи она встретит во многих странах — и пригласит в Триполи — самых великих колдунов Африки.
Мало-помалу она станет госпожой некоего гарема, скрытого в подвале резиденции Вождя, где девушек держали в плену и где они оставались многие годы, загнанные в ловушку и лишенные возможности снова вернуться в ливийское общество. Но она также стала постоянным поставщиком сексуальной дичи (мне рассказывали, как в Африке она оценивала мускулатуру молодых юношей, перед тем как направить их к Каддафи). И наконец, она была руководителем так называемой «спецслужбы» — девушек в униформе, якобы составлявших блистательную личную охрану диктатора. Горе тому, кто привлекал ее внимание или случайно упоминал о племяннице, кузине, соседке! Горе тому, кто приезжал в Баб-аль-Азизию просить ее об услуге (жилье, работе, лечении)! Она лишь ждала момента, чтобы забросить свои сети.
— Эта женщина была позором туарегской нации, — сказал мне один из старейшин. — Мы понимали, что это за «спецслужба». Воспользовалась ли она своим положением, чтобы осквернить женщин нашего народа? Она способна на все. Но туарегская женщина скорее убила бы себя, чем подверглась бы подобному.