Нам идти дальше

В этот раз он смолчал. Спели про несчастную долю, о которой рассказывалось в меланхолической песне, потом в очередь пошли «Смело, товарищи, в ногу!» и «Вихри враждебные» — песня, переведенная Глебом с польского, когда он сидел после суда в Бутырской тюрьме в Москве, ожидая отправки в Сибирь.

5

Смерилось рано, зимний день короток.

Из-за стужи и позднего времени никто не захотел пойти на прогулку, а Владимир Ильич и Глеб не побоялись, закутались потеплее и пошли на берег Енисея — подышать воздухом.

Все было обычно в ту морозную, светлую ночь: еще яростнее и злее, чем в Шушенском, лаяли минусинские собаки, в глубоких сугробах тонули бревенчатые домишки, и ни одного прохожего нельзя было встретить в темных переулках. Суровая скованность и стылое безмолвие «Макаровой страны» еще сильнее ощущались в_ эти минуты ранней ночной глухомани.

Особенно пустынно и глухо было на берегу. Но зато красиво как! Восторг и удивление вызывало величественное сияние закрытой льдом речной протоки, искристая игра белого снега и черного неба в звездах.

Скрипел под ногами снег, и было хорошо шагать, шагать по морозной ночи и вести разговор о России, о ее прошлом и будущем.

— Наш исправник всё бахвалится третьим Римом, — говорил Владимир Ильич. — Третий Рим… — Он несколько раз повторил эти слова, задумчиво глядя перед собой в одну точку. — Свалим его, нет сомнения. При всей отсталости наша Россиюшка имеет глубоко революционный по духу рабочий класс. А это, Глеб, великое дело, я бы сказал наше особое счастье. И со временем это поймут все и по достоинству оценят. И еще у нас есть преимущество, которого и на Западе нет. Во всяком случае, тут мы бесспорно на первом месте. Я говорю о связи нашей передовой культуры с революционно-демократическим движением. Это многого стоит, Глеб, тут мы далеко впереди! Процесс, идущий еще от декабристов и Герцена…

Глеб любил слушать Владимира Ильича. Его обстоятельные высказывания отличались удивительной целеустремленностью, в каждом явлении общественной жизни он прежде всего раскрывал революционный смысл, то, что могло служить делу марксизма, его великим идеям раскрепощения человека.

Можно было диву даваться, что, живя столько времени за многие тысячи верст от центра страны, прикованный к Шуше, Владимир Ильич так много знает о происходящем и за границей, и в Петербурге, и в других местах России. Его радовало, что марксизм все глубже проникает в толщу рабочей массы, что все учащаются рабочие забастовки и крестьянские волнения и быстро растет в низах народа дух протеста против буржуазно-крепостнического засилия в России.

— Куда ни глянь, вывод один, — продолжал Владимир Ильич развивать свою мысль. — В народе зреют силы, готовые восстать против невыносимого гнета царизма, а в современных условиях победа революции без сплоченной, идейно закаленной пролетарской партии невозможна. Вы это знаете, Глеб, но далеко еще не все это понимают.

Миллионы искорок светились на снегу. Всходила луна, и тени становились все более резкими, точно вырезанными из черного бархата.

А Енисей весь купался в серебре, и ясно видна была ярко-зеленая стена тайги на той стороне.

Владимир Ильич не отрывал глаз от причудливой игры света, разлитого вокруг, — все искрилось, мерцало, струилось живыми огоньками. Они гасли и вновь вспыхивали.

Любуясь красотой зимней сибирской ночи, Владимир Ильич говорил:

— Вот мы сегодня все пели: «Вихри враждебные веют над нами». Да, так и есть: царский режим душит все живое, жестоко преследует любое проявление свободной мысли. В таких условиях социал-демократическое движение у нас в России и не могло начаться иначе как с небольших нелегальных кружков и групп. Это был неизбежный этап. Но сейчас, Глеб, пришла другая пора! Пора нам выбраться из пеленок кружковщины, выйти на дорогу открытой проповеди социализма и открытой политической борьбы! А как? «Злые вихри» веют над нами еще сильнее, чем прежде. Что же делать? Как строить нашу партию?

Было еще не так поздно, а казалось, уже давно за полночь. Завьюженные улицы точно вымерли. Грабежи в Минусинске не редкость. Сибирь полна забубенных головушек — и будь начеку. Не нарваться бы на варнаков в этих глухих прибрежных переулках. Поэтому Глеб время от времени настороженно поглядывал по сторонам.

План Владимира Ильича поражал своей новизной и смелостью.

Это был замысел, рассчитанный на годы идейной и организационной борьбы за преодоление разброда и кустарщины в русском социал-демократическом движении. Далеко смотрел Владимир Ильич! А началом всего, по его мысли, должна была стать газета. Да, именно газета.

О ней он сейчас и говорил Глебу: