Нам идти дальше

Анна Ильинична, приехавшая в Мюнхен за несколько дней до Надежды Константиновны, сразу почувствовала, как сложны взаимоотношения Владимира Ильича с его коллегами по редакции «Искры». Нельзя было не заметить и того, как он заботлив и дружески расположен к ним, с каким тактом он обходит все ненужное, мелкое и с каким уважением и пониманием относится к личности каждого, которая вот так-то сложилась и вот то-то собой представляет. И добивался этим удивительных результатов: окружающие его люди начинали работать лучше, увлеченнее. Он как бы цементировал всю мюнхенскую колонию «Искры», схватывал ее обручем, как плотник бочку.

На вокзале, прощаясь, Анна Ильинична говорила брату:

— Ты совершаешь чудо. Право, так, Володя. Коня и трепетную лань впряг в одну тележку.

— Иначе не было бы «Искры», — отвечал, смеясь, Владимир Ильич. — И вообще в жизни этот принцип «сопряжения» играет большую роль, мне кажется. Ведь люди все разные, а надо, чтобы они делали одно общее дело, то, что нужно всем.

Пора было садиться в поезд. Владимир Ильич поторопил сестру.

— Ну, Надя, — говорила Анна Ильинична, уже стоя у дверей своего вагона, — препоручаю брата твоим заботам. Мама, я знаю, все беспокоилась, что тебя нет с Володей. Теперь она будет довольна, напишу ей обо всем. Счастливо вам!

Обнялись, поцеловались.

В одиннадцать утра поезд, которым уезжала Анна Ильинична, отошел от перрона. Владимир Ильич и Надежда Константиновна пошли к выходу лишь тогда, когда уже не стало видно раскрасневшегося лица Анны, махавшей им из окна вагона платочком.

У Надежды Константиновны, растроганной прощанием, на глазах были слезы. Ее нервы в последний год ссылки расшатались, и, собственно, не за работу ей следовало бы браться, а прежде всего как следует отдохнуть.

В Уфе, оставшись одна, без Владимира Ильича, она трудилась еще больше, чем в Шушенском. Переписывала и отделывала свою брошюру «Женщина-работница», которую, кстати, сейчас привезла с собой, ведала конспиративными связями с уфимскими и златоустинскими революционными рабочими, снабжала их подпольной литературой, заведовала партийной кассой местной социал-демократической организации.

И много и упорно училась. Брала уроки немецкого и французского языков, самостоятельно изучала польский язык, без конца читала.

— Пойдем в парк, — предложил ей Владимир Ильич по дороге с вокзала. — День воскресный, надо немного и отдохнуть.

12

В Мюнхене много достопримечательностей, и среди них — красивый, тенистый сад с ровными аллеями, чудесными цветочными клумбами, фонтанами и скульптурами. Он почему-то назывался Английским. Владимир Ильич не раз бывал здесь на прогулках.

— Нравится? — спрашивал он у Надежды Константиновны, когда они уже ходили пи саду.

Она кивнула. Ей больше всего нравилось, что опять она вместе с ним; нравилось, что он выглядит таким бодрым, полон сил и весел, хотя пережил многое и без устали работает. Только что в эти апрельские дни ему исполнился тридцать один год. Приезду Надежды Константиновны он бурно обрадовался, и это тоже ей было приятно. И было просто хорошо шагать с ним по густо-зеленым аллеям и чувствовать его рядом, совсем-совсем близко, слышать его голос и смех.

Он успел еще вчера многое поведать ей, но о случившемся в Корсье рассказал только сейчас. Кое-что она, правда, знала из его писем, но то были лишь глухие намеки. По соображениям, которые Владимир Ильич считал важными, он старался, чтобы слухи о мучительных раздирательствах с Плехановым в Корсье не распространялись. Это было бы не в интересах «Искры» и сплочения партии.

Надежда Константиновна возмутилась, узнав всю правду об этих раздирательствах:

— Володя, ведь он вел себя ужасно, судя по всему. Как он мог так? И это Плеханов!

Владимир Ильич рассказал, что в январе Плеханов и Аксельрод вдвоем приезжали сюда на короткое время, и в этот раз все обошлось без драки.

— Зачем же они приезжали? Инспектировать, как поставлена «Искра»? Ну их!

Владимир Ильич, когда рассказывал о событиях в Корсье, хмурился, и чувствовалось, до сих пор ему причиняют боль те переживания, которые тогда выпали на его долю. Вопрос Надежды Константиновны и ее непосредственное, из души вырвавшееся восклицание «ну их!» снова вернули Владимиру Ильичу веселое расположение духа. Он расхохотался и вдруг, остановившись, сказал внушительно:

— Только не вздумай, пожалуйста, Надя, как-нибудь выразить свои чувства Георгию Валентиновичу, когда он приедет.

Тут и она рассмеялась.

Приезжали «женевцы», как называл Владимир Ильич Плеханова и Аксельрода, за тем, чтобы ближе познакомиться с положением дел в «Искре». Переписка с ними после Корсье шла деятельная. Владимир Ильич старался держать женевских членов редакции «Искры» в курсе дел газеты, советовался с ними по наиболее важным статьям для очередных номеров. Приехав, «женевцы» нашли, что все в порядке, и укатили.

— А сейчас Георгий Валентинович сам захотел снова побывать у нас, — рассказывал Владимир Ильич. — Ну, что ж. Я ему буду рад. Планов у меня новых много. Поговорим, обсудим.