Нам не прожить зимы (сборник)

Мыльный пузырь, взявшийся из ничего, из мутной жидкости; и вдруг раздувшийся; засиявший всем спектром «каждый охотник желает знать, где сидит фазан»; заключивший в себе строго определенную часть пространства; и поплывший, неся это пространство в себе, по воздуху; озаряя радугой недалекое окружающее; пересекая косой пыльный столб, тянущийся от окна – и вдруг погасший; превратившийся в небольшое количество микроскопических брызг; исчезнувший навсегда.

Это вы и есть, уважаемый.

И я.

И мой № 1 тоже.

А скрытое секунду назад в пузыре пространство сольется с пространством общим, присоединится к мировой душе, что и даст нам жизнь вечную, где нет ни печали, ни вздохов.

Так думал наш герой, плетясь по грязи, по снегу, смешанному с грязью и слезами забрызганных машинами девиц. Я растерял, он думал, чувство связи с бесчисленными внешними мирами, что скрыты за сомнительностью лиц.

Вот люди, думал он, они все вместе идут по скользким улицам столицы, а я? Я одинок и людям чужд. Мне это горько? Нет, сказать по чести, ни их миры, ни скучные их лица не входят в круг моих насущных нужд.

Несимпатичны мне их быт и нравы, обычаи и жуткие манеры, хотя я сам недалеко ушел… Да, думал он, друзья, наверно, правы: я полностью утратил чувство меры, и вечно раздражен, и неприлично зол…

Последнее соображение оказалось со сбитым ритмом. Так что, понятное дело, № 1 не мог не зайти в оказавшуюся, как по заказу, на пути закусочную-бистро. После пережитого он особенно осторожно ступил на крыльцо из искусственного мрамора, скользкого и в хорошую погоду, и потянул на себя дверь, на которой так и было написано – «на себя». Конечно, будь он не так раздерган душевно, № 1 обязательно обратил бы внимание на намек, заключавшийся в этой рекомендации: мол, тяни, тяни на себя одеяло, занимайся, как привык, только собою, копайся, жалей себя…

Но он, погруженный в свои банальнейшие размышления, казавшиеся ему чрезвычайно глубокими, никакого внимания на надпись не обратил.

43

Выпивая первые в очередной серии пятьдесят и вторые пятьдесят, потирая при этом ушибленный лоб и морщась от ощущений в правом боку, № 1 продолжал думать о других людях – и о себе, конечно, тоже, но применительно к отношениям с иными.

Он хорошо знал, что способности понимать других лишен от рождения и с годами не приобрел – а ведь, казалось бы, естественным путем накопившийся опыт должен был кое-что дать. И иногда возникала иллюзия, что некоторое понимание все же пришло. Ну, допустим, если не вообще человечества, то его женской части, с которой времени провел много, больше (как всякий, если задуматься, хотя бы женатый мужчина), чем с мужиками. Пожил, побеседовал, поспал, поел совместно, поездил по свету вдвоем, понаблюдал и почувствовал все возможные психические и физиологические проявления… Были – немного, но были – и иностранки… Всего же, по грубой оценке (к подсчетам он относился брезгливо), подходило к трем сотням.

Но так ни черта и не понял.

То есть вообще-то он знал про них многое, но отвлеченно как-то, а на практике свои знания применить совершенно не умел.

Вот – рассмотрим только один пример – познакомился он как-то на региональном совещании с некой научной работницей.

Давно дело было, еще во времена региональных совещаний и научных работников обоего пола…

Да, так вот: познакомился. Вышли, конечно, в буфет раньше перерыва в запланированных сообщениях, взяли кофе независимо друг от друга. Кандидат наук из Уфы была росту весьма высокого для своего поколения – лет тридцать пять, в акселерацию не поспела включиться – и хорошего тридцатипятилетнего сложения. Такое женское сложение простыми соотечественниками героя называется «все при ней», и следует признаться, что и № 1, хотя был человеком образованным в силу окончания университета и обильного в юности чтения, тоже высоко ценил эти крупные произведения природы. Встречаются они на родине не так уж часто, как это может показаться. Вернее, вообще толстых полно, но, как правило, размеры их распределяются неравномерно: спина широка, а бедра не очень, живот обширный, а с противоположной стороны плосковато, ноги крепкие, но в длину небольшие, волос и зубов не избыток… Один сослуживец грубо относил этот тип к породе «уральская низкожопая», и, если честно, определение, злое, конечно, и даже русофобское, было точным и остроумным.

Но кандидат наук Надя представляла собой совершенно иное зрелище. При обладании многими этническими достоинствами – от выпуклых икр, наводящих на мысль о токарных, по дереву, работах, до высокой, крепко уложенной прически из светло-золотых волос, одноименных сорту белого высококачественного хлеба, – она имела и ряд существенных личных особенностей. Например, ноги ее были нетипично длинны и в общем стройны, живот не выдавался более положенного однажды родившей, бедра же, напротив, сильно выступали по обе стороны явственно обозначенной талии… Ну, и все остальное соответственно.