Нам не узнать друг друга сразу

Было совершенно не важно, что поспособствовало этой преждевременной радости, главное заключалось для меня в первой фразе: все хорошо! Уфф… Неимоверное облегчение. И мы застыли как два счастливых безумца, с фанатичной внимательностью вглядываясь в собственного ребенка, фактически появляющегося на свет. Леакрэ уже снес половину скорлупы, когда поразил меня уверенной посадкой в сидячем положении и сфокусированным на мне взглядом алых глаз.

– Копия папы! – успела я трепетно озвучить собственное наблюдение, но тут малыш раскрыл рот и огласил окрестности громким криком.

Нас словно подбросило вверх. Мы с Гайяром, одновременно дернувшись, хаотично заметались вокруг, пытаясь хоть как-то вернуться в реальность и начать вести себя осознанно.

– Ему же холодно!

В стрессовом состоянии срабатывали только стереотипные до инстинкта навыки, о том, что неймарцы фактически невосприимчивы к температурным колебаниям, я совершенно забыла.

Метнувшись к ребенку, подхватила голенького малыша на руки и, инстинктивно пытаясь поддерживать его любопытно вертящуюся во все стороны головку, понеслась внутрь гнезда. Сзади бежал Гайяр с зачем-то прихваченным инкубатором и безумно нехарактерно для него кричал:

– Оля, Оля, что делать?! Почему он кричит? Ему больно? Или хочет есть?

Я, уже влетев на первый этаж нашего жилища, резко остановилась, услышав последний вопрос. Чем кормить? После родов молоко появилось, но, оказавшись невостребованным, вскоре пропало. А как быть теперь? И вообще? Я не представляла.

– Маму зови! Срочно! – устремляясь наверх в спальню и чувствуя, что прижатый ко мне ребенок начал успокаиваться, крикнула я мужу.

Ерунда все это. Справимся. Главное, что он выдержал! Главное, что у нас сын!

Мы прилетели на Землю. До завершения проекта «Измененные» оставался месяц. И я решила, что должна лично выступить перед теми землянами, которые решили отправиться в неизвестность космоса, дать им последний шанс осознать все тяготы и опасные последствия этого решения, позволить передумать. К тому же этот год стал первым, когда в высшие учебные заведения конфедерации земные абитуриенты подали целых двенадцать заявлений. Со всего Земного союза… Но это было на целых одиннадцать больше, чем в том году, когда поступала я. И мне хотелось верить, что это была первая ласточка – или маленький робкий воробушек грядущих перемен, начало отдачи от тех информационных и законодательных мер, которые проводила конфедерация, желая изменить ситуацию с землянами.

Мне хотелось поддержать этих первых авантюрных смельчаков, тем более что им вряд ли будет легче, чем мне. Три девушки из этих двенадцати, подавших заявления, и вовсе шли по моим стопам, выбрав карьеру прогнозиста. И Венерианская образовательная академия, в которой я когда-то получила свой вожделенный диплом, в качестве исключения пригласила меня в состав приемной комиссии, давая мне возможность поддержать девушек личным примером и присутствием.

И еще… мне очень хотелось вернуться домой, снова оказаться в Канаде, в тех местах, где когда-то жила наша семья. Поэтому, прилетев, мы оставили маленького сына на «Эндорре» под присмотром уже обменявшихся эниаром Тинарага и Ниранды и отправились с мужем гулять. Там, где я жила когда-то, сейчас не существовало поселения, остался один заброшенный пустырь. Что тут когда-то была жизнь, напоминала лишь гладкая плита, установленная в память о погибших. Я долго стояла перед ней, вспоминая родных, людей, которые окружали меня в детстве. Просила прощения за то, что избежала их участи, и благодарила за это же. Обещала, что сделаю все, что в моих силах, чтобы использовать подаренный ими шанс во благо жителей Земли, что постараюсь осуществить их мечты и планы.

– Прости меня. – Тихий голос мужа и ласковое касание щеки, по которой, не замеченные мною, текли слезы.

– Они тоже были не безгрешны, – вздохнула я. – И наверняка понимали это.

Постояв еще мгновение, резко развернулась и, взяв Гайяра за руку, пошла в обратную сторону. Там, чуть дальше, когда-то был старый парк, в котором мы любили гулять всей семьей. А сейчас в Канаде стояла осень во всей своей красе. Множество кленов и рябин, раскрашенных природой в яркие алые, желтые и оранжевые краски, смешанные с разлапистой вечной зеленью елей, были припорошены искрящимся снегом. Таким белым и девственно чистым он бывает только в самый первый раз! И это восхитительное и прекрасное мгновение контраста, когда природа всего на миг застыла на стыке осени и зимы, было таким до боли знакомым, родным. Примиряющим. Мы медленно, держась за руки и молча наслаждаясь окружающим великолепием, с ощущением невыразимой душевной близости шли по старой дорожке заброшенного парка, направляясь к существовавшему в моих детских воспоминаниях мостику через небольшой ручей. Мостик не сохранился, а вот старая скамейка с узким и длинным сиденьем каким-то чудом еще стояла, припорошенная сверху белыми хлопьями снега. Не удержавшись от детского порыва, протянула к ней руку и медленно вывела пальцем в белоснежной пурге: «Я вернулась!»