Нам нельзя остаться

Я подошёл к моей жертве, толпа одобрительно воспрянула духом. Сегодня, впрочем, вяло. Это внушало надежду. Как вообще можно радоваться смерти себе подобного? Особенно, если точно не знаешь, каковы причины и обстоятельства его скорбных деяний.

Она посмотрела на меня, на своего убийцу, и отвела взгляд вниз. Взяв у одного из стражника бумагу, я внимательно прочёл её.

Надо же! Она человека убила, да ещё как! Удар вазой для цветов, смерть от удара по виску. Это были два разных удара, но несчастный скончался на месте. Даже на бумаге были засохшие капли крови. Мерзость какая!

Я покачал головой и зашагал по ступеням. Казнить было велено верёвкой, и это одна из милостей, что была оказана этой молодой девушке.

Я подготовил петлю и проверил, всё ли исправно работает. Мой клинок, верный друг по освобождению безжизненных тел в змеиной хватке смерти, был на месте. Стража подняла девушку наверх, а затем оставила её с завязанными за спиной руками и покинула эшафот.

Вообще им полагалось стоять рядом, но все они бывалые — знают, что меня раздражает чьё-либо присутствие, а потому я всегда настаиваю на том, чтобы они стерегли проход внизу. Единение с жертвой стало моей традицией. Иногда пара-тройка фраз помогает тем, кто стоит у самого обрыва своей жизни, а эти болваны всегда имеют все шансы на то, чтобы всё окончательно испортить.

— Что же ты натворила? — тихо спросил я мертвенно бледную девушку, надевая ей на голову петлю.

— Я убила человека, — так же тихо отвечает она.

Её голос под стать её лицу — невесомый и ещё не раскрывший всю свою красоту.

— Зачем ты это сделала? — допытывался я.

— Вы бледный, — заметила она, игнорируя мой вопрос. — Неужели вам тоже страшно?

— Да, — ответил я. — Но ты должна раскаяться в содеянном.

— Я не знаю, простят ли меня, — произнесла она, — Этот человек мёртв и мне тоже суждено умереть. Я не хотела, чтобы всё так вышло.

Я делаю вид, что рычаг не вполне исправен и пристально его изучаю.

— За что ты убила его? — прошептал я.

— Это вышло случайно, — глаза её стали мокрыми. — Он хотел ограбить, и, Боги знают, что ещё со мной сделать! Я… я просто не могла иначе. Он был пьян! Он достал нож, стал угрожать мне, а я…

Она заплакала. Толпа не оставила это без внимания — раздался свист и нетерпеливый рёв.

— Я улучила момент и ударила его вазой по голове! — горячо продолжила она, — Старинной, бабушкиной! А он… Он пошатнулся и упал, прямо об угол дома. Я испугалась, стала звать на помощь. Но когда помощь прибыла — она ему была уже ни к чему.

— О, Боги! — проговорил я скорее сам себе, обречённо мотая головой. — Как вы ко мне жестоки.

— У меня не было другого выбора! — из её глаз снова катились слёзы. — И если бы я не ударила его, то сейчас сама бы лежала на его месте в этой повозке.

— Что? — нахмурился я.

— Я видела, — проговорила девушка, — как его погрузили в повозку. В такую.

И она указала подбородком в сторону повозки, что стояла неподалёку.

— Неужели?! — хищно улыбнулся я и вскочил на ноги.

В голове моей вдруг вспыхнула идея, столь безумная, что я едва удержал равновесие.

Со временем, когда привыкаешь к возможности видеть то, что сокрыто от людских глаз, ты можешь попросту не заметить нечто вопиющее. Когда тебе уже стали привычными очертания мёртвой живности, а иногда и живности покрупней, то это становится обыденным и не столь интересным.

Вот и сейчас я оглядел местность и вдруг осознал, что в повозке, под грязной тряпицей лежал мёртвый человек. И если верить сбивчивому рассказу девушки, это был тот самый человек, что имел неосторожность напасть на неё.

Долго раздумывать над какой-либо идеей не в моём вкусе, а потому я воскликнул:

— Была, не была!

Глава 21

«Жителям Гонкоралла крупно повезло, что в палачах у них такой славный парень, как я!

Когда ещё можно увидеть казнь на добровольной основе?!»

Любовь к драматизму в моём ремесле не уместна. Как минимум, потому, что на импровизированных помостах сцены его и так с избытком хватает. Я не горел желанием украсить свою попытку исправить ситуацию, я просто хотел сделать так, чтобы всё было гармонично.

А потому, нацепив на своё лицо холодное спокойствие, я подошёл к рычагу. Взгляд девушки, полный страха и отчаяния, проводил меня до рычага, одно рывок которого должен был проводить её в последний путь.

Я положил руку на рычаг и призвал на помощь всю свою силу. Люди, ожидающие в волнительном предвкушении, что вот-вот ещё одна жизнь оборвётся, затаили дыханье. Жизнь, ещё толком не начавшаяся. Жизнь, так глупо и грубо перечёркнутая случаем.

Ветер засвистел в напряжённой тишине.

— Что, чёрт возьми, происходит, — вдруг раздался нетрезвый голос издалека.

Головы повернулись в сторону доносившейся ругани.

Волна изумления прокатилась по толпе. Мертвец в повозке сидел. Тряпица всё ещё закрывала его лицо, однако голова его поворачивалась из стороны в сторону, будто бы в поисках света.