— Ах да! — спохватилась я, вынимая с полки чудом уцелевшую половину принесённой Винрантом рыбы. — Это тебе!
— Вот здорово! — обрадовался он.
Я поставила блюдо разогреться, на решётку рядом с супом.
— Мне всё больше и больше нравится этот тип! — замечает Зельборн. — Почаще бы он нас навещал!
— А вот тут вынуждена тебя огорчить, — осадила его я. — Больше мы его не увидим.
С минуту в комнате воцарилось скорбное молчанье.
— Ну и бездна с ним! — вдруг замечает Зельборн оживившемся голосом. — Мы вот-вот снимемся с якоря, и прощай Гонкоралл!
— И тогда, — мечтательно глядя в окно, продолжила я его мысль, — мы отправимся в далёкое странствие, как и раньше. Будем долго трястись в карете, на пути в новый город. Найдём себе новый дом, и проживём ещё добрых тридцать лет, прежде, чем пуститься в новое путешествие. Ах, как это романтично, Зельборн!
— Ещё бы! — усмехнулся он. — В бездну этот Гонкоралл, с этими придворными магами, алчными толстосумами и бесконечными лабиринтами улиц! Мы ведь не вчера родились, Анимара! Они все одинаковые, все! Есть только мы, и важнее этого ничего нет!
— Ах, Зельборн! — воскликнула я, зажигаясь от не свойственному ему красноречию, — Какая восхитительная речь! Говори так почаще!
— Ну, нет уж, — сконфузился он.
И мы слились в долгом и одухотворённом поцелуе, а чёртов суп стал выкипать так не вовремя, сильно шипя на нас за нашу нерасторопность.
Глава 23
Остаток дня мы провели по разным комнатам. Я — в тщетной попытке сделать побольше заготовок для снадобий, а Зельборн ушёл общаться со своими духами. Иной раз я советую ему книжку какую-нибудь почитать, но он никогда не следует моему совету.
— Это намного интереснее и познавательнее! — с видом знатока говорит он, хотя я ещё ни разу не заметила хоть какой-либо пользы от такого времяпрепровождения.
Но раз уж все некроманты общаются с духами, то и ему непременно надо это делать. Бывает и так, что я уже спать лягу, а он всё сидит посреди комнаты со сложенными ногами в темноте и молчит.
— Зельборн! — шепчу тогда я ему. — Передай своим духам, что Анимара спать хочет. А не выспавшаяся ведьма своим проклятьям не хозяйка! И что она даже до тонкого мира добраться сможет, если захочет!
Ну, или что-нибудь в этом духе.
Это всегда веселит его, и их общение быстро сходит на нет. А случается это потому, что порой духи слышат и меня, и иногда это пугает. Однако Зельборн говорит, что я им нравлюсь. Уж не знаю, врёт, или правдамои гневные тирады заслуживают большого внимания в тонком мире, да только на сложные конструкции в адрес незримых собеседников в последнее время я совершенно не скуплюсь. Вообще, при особом желании я и правда могла бы несколько повлиять на неприглядную жизнь бесплотных существ, благо знания на этот счёт у меня уже имеются. Правда, это настолько же несуразно, насколько несуразно кидать проклятьем в камень. Должно быть, обременённые мудростью духи понимают это. Понимаю и я.
Наступил вечер. И только-только я всерьёз принялась за дело, как в дверь постучали. Я с досадой вскрикнула, лист цветка порвался в моих руках в неправильном месте. Я рефлекторно стала напускать на пространство вокруг себя плохо скрываемое призрение и гнев. И хотя мы и решили, что больше представлений своим гостям давать не будем, что нам вообще больше нет особой нужды принимать их, не могу же я отказать в посильной помощи? Но и желанья натягивать на себя доброжелательную улыбку тому, кто отрывает меня от столь важных дел, как обрывание листьев Горноцвета, у меня нет. И поди объясни им, что это сложный и кропотливый труд! Да даже мой некромант, что сидит за стеной и языком чешет (эфирным, разумеется, иначе я бы давно свихнулась!) по прошествии стольких лет имеет весьма смутное понятие об этом сложном процессе.
А потому дверь я отворяю с присущей мне обыденностью — яростно. Та, скрипнув, словно извиняясь, ударяется о внутреннюю стенку дома и возвращается ко мне.
На пороге стоит девушка. Её тёмные глаза смотрят на меня с опаской, чёрные волосы спускаются до самых плеч.
— Что вам угодно? — смерив её дежурным ледяным взглядом, раздражённо спрашиваю я.
— Мне нужна помощь, — как бы не хотя отвечает она.
— Заходи, — вздыхаю я, приглашая в дом.
Она зашла и огляделась. Могу себе представить те эпитеты, что награждают мою комнату за моей спиной. И судя по лицу девушки, в её голове сейчас шла ожесточённая борьба в поисках заветного определения моего жилища.
Наступил переломный момент — секунда, когда сомнения в их мыслях нарастают, когда они осознают, что совершенно зря пришли в этот дом и их проблемы могут решиться сами собой. Нет, не решатся.
Девушка попятилась, нащупывая ручку двери.
— Постой уж! — буднично говорю я, — Мои двери всегда закрыты, но в них отчаянно стучат. И раз уж тебе хватило ума явиться ко мне за помощью — изволь уважать моё, а заодно и своё время!
Она застыла, осознавая сказанное. Мышца в банке с раствором вдруг задёргалась, ритмичное жужжание раздалось из-за полки.
— Не сейчас! — крикнула я, и всё затихло.