Это всегда веселит его, и их общение быстро сходит на нет. А случается это потому, что порой духи слышат и меня, и иногда это пугает. Однако Зельборн говорит, что я им нравлюсь. Уж не знаю, врёт, или правдамои гневные тирады заслуживают большого внимания в тонком мире, да только на сложные конструкции в адрес незримых собеседников в последнее время я совершенно не скуплюсь. Вообще, при особом желании я и правда могла бы несколько повлиять на неприглядную жизнь бесплотных существ, благо знания на этот счёт у меня уже имеются. Правда, это настолько же несуразно, насколько несуразно кидать проклятьем в камень. Должно быть, обременённые мудростью духи понимают это. Понимаю и я.
Наступил вечер. И только-только я всерьёз принялась за дело, как в дверь постучали. Я с досадой вскрикнула, лист цветка порвался в моих руках в неправильном месте. Я рефлекторно стала напускать на пространство вокруг себя плохо скрываемое призрение и гнев. И хотя мы и решили, что больше представлений своим гостям давать не будем, что нам вообще больше нет особой нужды принимать их, не могу же я отказать в посильной помощи? Но и желанья натягивать на себя доброжелательную улыбку тому, кто отрывает меня от столь важных дел, как обрывание листьев Горноцвета, у меня нет. И поди объясни им, что это сложный и кропотливый труд! Да даже мой некромант, что сидит за стеной и языком чешет (эфирным, разумеется, иначе я бы давно свихнулась!) по прошествии стольких лет имеет весьма смутное понятие об этом сложном процессе.
А потому дверь я отворяю с присущей мне обыденностью – яростно. Та, скрипнув, словно извиняясь, ударяется о внутреннюю стенку дома и возвращается ко мне.
На пороге стоит девушка. Её тёмные глаза смотрят на меня с опаской, чёрные волосы спускаются до самых плеч.
-Что вам угодно? – смерив её дежурным ледяным взглядом, раздражённо спрашиваю я.
-Мне нужна помощь, – как бы не хотя отвечает она.
-Заходи, – вздыхаю я, приглашая в дом.
Она зашла и огляделась. Могу себе представить те эпитеты, что награждают мою комнату за моей спиной. И судя по лицу девушки, в её голове сейчас шла ожесточённая борьба в поисках заветного определения моего жилища.
Наступил переломный момент – секунда, когда сомнения в их мыслях нарастают, когда они осознают, что совершенно зря пришли в этот дом и их проблемы могут решиться сами собой. Нет, не решатся.
Девушка попятилась, нащупывая ручку двери.
-Постой уж! – буднично говорю я, - Мои двери всегда закрыты, но в них отчаянно стучат. И раз уж тебе хватило ума явиться ко мне за помощью – изволь уважать моё, а заодно и своё время!
Она застыла, осознавая сказанное. Мышца в банке с раствором вдруг задёргалась, ритмичное жужжание раздалось из-за полки.
-Не сейчас! – крикнула я, и всё затихло.
Скорее всего, только оцепенение от ужаса не давало моей гостье распахнуть дверь и выпорхнуть вон. Уж до чего я не люблю брать на себя роль доброй бабушки, но иногда без этого никак. Ведь что, если у человека и правда серьёзная беда, а я могла бы помочь? А всё, что стоит между человеком и моей помощью – моя блестящая репутация грозной ведьмы.
-Ну, вот что, - я беру инициативу в свои руки, - Давай по порядку!
Я беру гостью за руку и провожаю до стола, она не сопротивляется. Даю ей табуретку Зельборна, а сама наливаю две больших кружки компота.
-Вот, - протягиваю я ей, - Выпей.
Она покорно берёт кружку и делает глоток.
-Рассказывай, - говорю я, усаживаясь в своё кресло.
-Вы ругаться будете! – чуть не плача говорит она. – Зря я пришла, зря трачу ваше время!
-Раз пришла, - ответила я, - значит повод серьёзный. Просто так ко мне и мухи не залетают.
Она кивает, но как-то неуверенно. Одета она в серое платье с поблекшим золотым узором под тёплой коричневой накидкой. Обувь тоже тёплая, по сезону, что говорит о разумности в столь юные года. Впрочем, для меня все в этом городе юные, словно дети.
-Тут дело личное… - замялось она, теребя воротничок накидки.
-Что, думаешь муж тебе изменяет? – решила пошутить я.
-Верно, – её озадаченные округлённые глаза смотрелина меня не мигая. – Как вы узнали?!
-Ну, милая моя… - туманно проговорила я, с трудом борясь с собственным изумлением.
Только этого ещё не хватало, не люблю решать подобные проблемы. Совсем недавно же взялась за подобное, и вот опять!
Обречённо кивнув, я иду к полкам, в поисках нужной заготовки трав.
Впрочем, если больше никто не умирает от лихорадки, не истекает кровью и не чахнет от неведомой болезни – можно заняться и такими глупостями.
Хорошо было бы сейчас разразиться молниями, да напугать до полусмерти эту юную особу до полусмерти, что бы больше никто и носа не совал ко мне. Да где там! Переждут, да повалят табуном, как ужаса не наводи.
А главное, я ж добрая. Покричу, поворчу, да и помогу. Зельборн ни раз отмечал, что люди не дураки – раскусывают сущность мою раз за разом. Ладно, чего ж на последок не оставить после себя шлейф доброты?