Нам нельзя (СИ)

— Неа, теть Лид. Всё, я наелся, — и хлопает себя по животу. И куда делся тот парень с ужина после свадьбы? Он вел себя практически элегантно, отвешивал комплименты, от которых едва ли не смутилась тетя, бесил маму так, что та едва не взрывалась от злости после каждого его выпада.

— Хорошо, — выдыхает женщина, обращаясь ко мне: — А тебе что-нибудь еще понадобится?

Я резко трясу головой, а потом понимаю, что пора бы начать говорить. Никто мне тут язык не откусит.

— Спасибо, все было очень вкусно, — и отправляю последний кусочек глазуньи в рот.

Арсений кривит усмешку.

Я ему не нравлюсь. Определенно.

Лидия Павловна кивает и, что-то сказав про другие дела, уходит, оставляя нас впервые за время завтрака наедине. И вновь я чувствую, как за моей спиной смыкается ловушка.

Арсений, почуяв легкую добычу, вальяжно располагается на стуле, его плечи расслаблены, ноги вытянуты. Он кладет руки на стол и, постукивая пальцами по столешнице, отбивает какой-то неизвестный мне простенький мотивчик.

Внутри сжимаюсь, готовясь к атаке, и продумываю пути отступления. Пожалуй, пора закругляться с завтраком и уходить, но если подскочу сейчас же, он поймет, что я его боюсь, и испортит мне жизнь еще до того, как я успею разобрать сумки с одеждой.

— И как тебе новый дом?

Вопрос с подвохом. Что он хочет слышать? Что мне все понравилось и я в восторге от дома его отца? Или Арсений хочет знать истинные причины моего появления здесь? Теряюсь в догадках, понимаю, что не смогу просчитать на несколько ходов вперед, чтобы обыграть парня. Он в этом мире, как рыба в воде, а меня забросили в беспокойное море без спасательного жилета.

— Нормально.

Арсений изгибает темную бровь.

Я пожимаю плечами в ответ.

Скорее всего, он знает, что я жила с тетей. Скорее всего, он может даже знать, в каких условиях я жила. И по правде говоря — этот дом для меня, как замок из сказки. А я ведь еще даже половины не посмотрела, так как экскурсию мне обещали после завтрака. Но если позволю себе восторгаться чужим имуществом, Арсений поймет, что я дурочка, которой легко пустить пыль в глаза. И которая легко поведется на красивые побрякушки.

Но я не такая.

— А как комната? Раньше ее использовали для гостей, — рассуждает он о том, что я уже и так знаю. — Не думаю, что там удобно будет жить на постоянке, но…

— Я не задержусь здесь надолго. Не беспокойся, — перебиваю его, складывая перед собой руки.

Арсений усмехается.

— А я уж подумал, что ты разговаривать не умеешь.

— Умею.

Он качает головой. Его забавляет моя реакция, меня же она раздражает.

— Не беспокойся, — я вновь повторяю, решив, что пора уходить. — Я здесь до конца лета. А после начала нового учебного года ты меня здесь больше не увидишь.

Повисает минутное молчание, а после комнату заполняет смех.

— Кусаешься.

— Говорю как есть, — пожимаю плечами и наконец-то, выбравшись из-за стола, намереваюсь уйти. Приходится обогнуть стол и оказаться на пути Арсения, что, конечно, тоже ни к чему хорошему не приводит. Он в одно мгновение поднимается и перехватывает мою руку. Сжимает до боли запястье, надеясь, что буду брыкаться и кричать, но я только останавливаюсь и смотрю на него со снисхождением. Этому взгляду меня научила тетя.

— Осторожней здесь, — шепчет он и поглаживает подушечками пальцев пульсирующее от боли запястье. — Мало ли что может случиться неприятного.

— Это угроза?

— Предостережение, — отвечает он и отпускает мое запястье.

Я сглатываю сладковатый ком, вставший поперек горла, и наклоняюсь немного вбок, чтобы не пришлось громко говорить. Но так, чтобы Арсений меня наверняка услышал.

— Мне плевать на твои предостережения, — шепчу я, поражаясь той безумной храбрости, а может, и глупости, которая захлестывает меня вместе с бьющим по вискам адреналином, — я здесь по приглашению твоего отца. Ты же не хочешь, чтобы он разозлился на тебя?

Глаза Арсения темнеют от вспыхнувшей в них ярости. Я же поднимаю руку, которую он совсем недавно сжимал и показываю ему на свое запястье.

— У меня кожа светлая и тонкая, а синяки на ней остается даже от легкого удара. А ты давил со всей силой, ведь так?

Арсений молчит, но я замечаю, как меняется его взгляд. Ярость проходит, остается недоумение.

— Что будет, если я расскажу твоему отцу, что ты сделал мне больно и угрожал? Думаешь, ему понравится этот синяк? — И опускаю руку, на запястье которой уже проступают алые следы недавнего жесткого захвата.

Я терплю боль. Терплю, потому что иногда эту боль можно использовать во благо.

Тетя меня не била, потому что она знала о том, что на моей коже остаются следы, которые погубят ее. Арсений теперь знает тоже, и ему не стоит забывать об этом.

Парень молчит, когда я покидаю столовую. Возможно, выгляжу, как боец, давший достойный отпор врагу, но на самом деле меня трясет с такой силой, что я едва успеваю добраться до комнаты, чтобы не упасть на пол. И лишь там оседаю, сползая по стенке, и прикасаюсь к покрасневшему запястью.