Читаем Нам нужна иная школа (сборник обеих частей) полностью

Как можно понять из этого описания, в двух экземплярах одного и того же достаточно разветвлённого алгоритма с некоторым количеством циклов обработки информации один и тот же входной поток информации будет преобразовываться в различные результаты, если в одном экземпляре заменить значения мер (мерил), свойственных алгоритму (а не вычисляемых в нём [309]), с которыми сопоставляются промежуточные результаты обработки информации, и на основании какого сопоставления информационный поток передаётся для дальнейшей обработки в последующий блок.

Приведённое определение алгоритма и сказанное об управлении в алгоритмах информационными потоками вполне применимо и к психической деятельности индивидов и коллективов (к соучастию индивидов в эгрегорах); т.е. применимо к алгоритмике психики в целом (личности, эгрегора или некоторой совокупности эгрегоров) как к совокупности частных алгоритмов, в ней содержащихся, в которой происходит передача управления от одного частного алгоритма к другим.

Роль управляющих потоками информации стандартов сопоставления в алгоритмике психики человека играет его нравственность, которая едина и для уровня сознания и для бессознательных уровней психики, хотя может быть внутренне конфликтной, являясь специфической составляющей мировоззрения, которому в большей или меньшей мере свойственна калейдоскопичность.

В информационном отношении нравственность индивида представляет собой совокупность образных представлений и описаний (на внутренних языках личности) каких-то жизненных реальных и возможных характерных событий с оценками каждого из них «хорошо», «плохо», «не имеет значения» или «значение не определено» либо «обусловлено сопутствующими обстоятельствами», которые кроме того ещё и иерархически упорядочены по их предпочтительности.

Соответственно:

Безнравственность - составная часть нравственности субъекта в целом, представляющая собой по существу, во-первых, неопределённость нравственных мерил, обусловленную отсутствием каких-то из них или множественностью нравственных мерил, применение которых возможно в одной и той же ситуации, и во-вторых, разного рода неопределённости в иерархической упорядоченности по значимости нравственных мерил.

С этой совокупностью описаний-мерил и их взаимосвязей, составляющих нравственность субъекта, соотносится вся алгоритмика психики в процессе преобразования информации при оценке течения событий, выработке намерений и линии поведения в изменяющихся обстоятельствах жизни. Соответственно перезадание выявленных нравственных мерил с новыми значениями оценок «хорошо» - «плохо» в отношении связанных с каждым из них множеством характерных событий, переопределяет и весь характер алгоритмики сознательных и бессознательных уровней психики, изменяя при этом то множество целей, к осуществлению которых в жизни стремится человек, и то множество путей и средств их достижения, которые он признаёт допустимыми.

При этом, если переопределённые (под воздействием переосмысления жизни) новые значения нравственных мерил менее ошибочны по отношению к Божьему предопределению для человека, чем прежние, то и «автопилот» бессознательных уровней психики сам вырабатывает лучшую линию поведения, нежели в прошлом; если заданы ещё более ошибочные значения, то ошибки «автопилота» бессознательных уровней психики будут ещё более тяжкими [310].

Но если роль нравственных мерил как стандартов сопоставления всевозможных результатов обработки информации в алгоритмике психики признаётся, то неизбежно встаёт вопрос: «Есть ли возможность быть крепким не задним умом, разбирая ошибки совершённые в прошлом, а быть шибко умным упреждающе по отношению к неблагоприятному течению событий, дабы избежать воплощения в Жизнь ошибочных линий поведения?» - Такая возможность генетически заложена в психику человека и состоит она в умении поддерживать определённый эмоционально-смысловой строй психической деятельности во всех обстоятельствах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь лепестков
Семь лепестков

В один из летних дней 1994 года в разных концах Москвы погибают две девушки. Они не знакомы друг с другом, но в истории смерти каждой фигурирует цифра «7». Разгадка их гибели кроется в прошлом — в далеких временах детских сказок, в которых сбываются все желания, Один за другим отлетают семь лепестков, открывая тайны детства и мечты юности. Но только в наркотическом галлюцинозе герои приходят к разгадке преступления.Автор этого романа — известный кинокритик, ветеран русского Интернета, культовый автор глянцевых журналов и комментатор Томаса Пинчона.Эта книга — первый роман его трилогии о девяностых годах, герметический детектив, словно написанный в соавторстве с Рексом Стаутом и Ирвином Уэлшем. Читатель найдет здесь убийство и дружбу, техно и диско, смерть, любовь, ЛСД и очень много травы.Вдохни поглубже.

Cергей Кузнецов , Сергей Юрьевич Кузнецов

Детективы / Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза / Прочие Детективы
Героинщики
Героинщики

У Рентона есть всё: симпатичный, молодой, с симпатичной девушкой и местом в университете. Но в 80-х дорога в жизнь оказалась ему недоступна. С приходом Тэтчер к власти, произошло уничтожение общины рабочего класса по всей Великобритании, вследствие чего возможность получить образование и ощущение всеобщего благосостояния ушли. Когда семья Марка оказывается в этом периоде перелома, его жизнь уходит из-под контроля и он всё чаще тусуется в мрачнейших областях Эдинбурга. Здесь он находит единственный выход из ситуации – героин. Но эта трясина засасывает не только его, но и его друзей. Спад Мерфи увольняется с работы, Томми Лоуренс медленно втягивается в жизнь полную мелкой преступности и насилия вместе с воришкой Мэтти Коннеллом и психически неуравновешенным Франко Бегби. Только на голову больной согласиться так жить: обманывать, суетиться весь свой жизненный путь.«Геронщики» это своеобразный альманах, описывающий путь героев от парнишек до настоящих мужчин. Пристрастие к героину, уничтожало их вместе с распадавшимся обществом. Это 80-е годы: время новых препаратов, нищеты, СПИДа, насилия, политической борьбы и ненависти. Но ведь за это мы и полюбили эти годы, эти десять лет изменившие Британию навсегда. Это приквел к всемирно известному роману «На Игле», волнующая и бьющая в вечном потоке энергии книга, полная черного и соленого юмора, что является основной фишкой Ирвина Уэлша. 

Ирвин Уэлш

Проза / Контркультура / Современная русская и зарубежная проза