Нам нужна великая Россия

Оля, бесценное мое сокровище. Вчера судьба моя решилась! Я министр внутренних дел в стране окровавленной, потрясенной, представляющей из себя шестую часть шара, и это в одну из самых трудных исторических минут, повторяющихся раз в тысячу лет. Человеческих сил тут мало, нужна глубокая вера в Бога, крепкая надежда на то, что Он поддержит, вразумит меня. Господи, помоги мне. Я чувствую, что Он не оставляет меня, чувствую по тому спокойствию, которое меня не покидает.

Поддержка, помощь моя будешь Ты, моя обожаемая, моя вечно дорогая. Все сокровище любви, которое Ты отдала мне, сохранило меня до 44 лет верующим в добро и людей. Ты, чистая моя, дорогая, Ты мой ангел-хранитель

Я задаюсь одним — пробыть министром 3–4 месяца, выдержать предстоящий шок, поставить в какую-нибудь возможность работу совместную с народными представителями и этим оказать услугу родине. Вот как прошло дело — вчера получаю приказание в 6 ч[ас]. вечера явиться в Царское. Поехал экстренным поездом с Горемыкиным. Государь принял сначала Горемыкина, потом позвали меня. Я откровенно и прямо высказал Государю все мои опасения, сказал ему, что задача непосильна, что взять накануне Думы губернатора из Саратова и противопоставить его сплоченной и организованной оппозиции в Думе — значит обречь министерство на неуспех. Говорил ему о том, что нужен человек, имеющий на Думу влияние и в Думе авторитет и который сумел бы несокрушимо сохранить порядок. Государь возразил мне, что не хочет министра из случайного думского большинства, все сказанное мною обдумал уже со всех сторон. Я спросил его, думал ли он о том, что одно мое имя может вызвать бурю в Думе, он ответил, что и это приходило ему в голову. Я изложил тогда ему мою программу, сказал, что говорю в присутствии Горемыкина как премьера, и спросил, одобряется ли все мною предложенное, на что, после нескольких дополнительных вопросов, получил утвердительный ответ.

В конце беседы я сказал Государю, что умоляю избавить меня от ужаса нового положения, что я ему исповедовался и открыл всю мою душу, пойду только, если он, как Государь, прикажет мне, так как обязан и жизнь отдать ему и жду его приговора. Он с секунду промолчал и сказал: «Приказываю Вам, делаю это вполне сознательно, знаю, что это самоотвержение, благословляю Вас — это на пользу России». Говоря это, он обеими руками взял мою и горячо пожал. Я сказал: «Повинуюсь Вам» — и поцеловал руку Царя. У него, у Горемыкина, да, вероятно, у меня были слезы на глазах. Жребий брошен, сумею ли я, помогут ли обстоятельства, покажет будущее. Но вся душа страшно настроена, обозлена Основными законами, изданными помимо Думы, до сформирования кабинета, и будут крупные скандалы.

РГИА. Ф. 1662. On. 1.Д. 231. Л. 82-83об.

Письмо О. Б. Столыпиной

28 августа 1911 г.

28 августа 1911 г., Киев

Дорогой мой ангел, всю дорогу я думал о Тебе. В вагоне было страшно душно. В Вильне прицепили вагон с Кассо и Саблером. В Киев прибыли в час ночи. Несмотря на отмену официальной встречи, на вокзале, кроме властей, собралось дворянство и земство всех 3 губерний.

Сегодня с утра меня запрягли: утром митрополичий молебен в Соборе о благополучном прибытии Их Величеств, затем освещение Музея цес[аревича] Алексея, потом прием земских депутаций, которые приехали приветствовать Царя. Это, конечно, гвоздь. Их больше 200 человек — магнаты, средние дворяне и крестьяне. Я сказал им маленькую речь. Мне отвечали представители всех 6 губерний. Мое впечатление — общая, заражающая приподнятость, граничащая с энтузиазмом.

Факт, и несомненный, что нашлись люди, русские, настоящие люди, которые откликнулись и пошли с воодушевлением на работу. Это отрицали и левые, и кр[айне] правые. Меня вела моя вера, а теперь и слепые прозрели.

Тут холод и дождь, все волнуются, что будет завтра к приезду Царя.

Были у меня обе Демидовы — говорят, что Маше лучше и что она меня лихорадочно ждет. Здесь стоят еще у генерал-губ[ернато]ра Кривошеин и вел[икий] кн[язь] Андрей Владимирович (с завтрашнего дня).

Тягостны многолюдные обеды и завтраки.

Целую крепко и нежно, как люблю.

P. S. Сюда приезжает и Олсуфьев, который кому-то говорил, что он пристыжен и кается.

РГИА. Ф. 1662. On. 1.Д. 231. Л. 96-97об.

Письма П. А. Столыпина к друзьям

Письмо А. Ф. Мейендорфу

2 января 1900 г.

Дорогой Саша,

Жена и я сердечно поздравляем Тебя с Твоею помолвкою и от души желаем продолжительного и прочного счастия.

Ты знаешь, какую теплую симпатию мы к Тебе питаем и как живо нас интересует все, что Тебя касается.

Я лично рано познал все счастье и всю прелесть семейной жизни и искренно радуюсь за Тебя, что Ты впредь не один будешь на жизненном пути.

С нетерпением ожидаем возвращения в Ковну Ольги Николаевны Мертваго, чтобы по ее рассказам познакомиться с Твоею невестою, которой прошу передать от жены и от меня лучшие пожелания и поздравления.

Брата Сашу я сегодня же извещу о Твоей женитьбе.