Премьер кивнул, будто этого только и ждал. А ведь и вправду. Ждал. Бог указал Петру Столыпину на решение, и он покорно подчинился.
- Милостивые государи! Мы будем прорываться! - гул его голоса, казалось, разнёсся по всему Мариинскому дворцу...
А прорываться-то и не потребовалось. Первый - он же и последний - бастион восставших, захваченный "Остин", ретировался с адским гулом, стоило только первым рядам верных войск показаться на переулке. Что тут началось! С воплями "сочувствующая" публика, подмяв зевак, рванула во все стороны. На снегу остались чернеть шапки и перчатки, а кое-где - даже ботинки.
Раздались ружейные выстрелы. Кто-то из восставших решил отстреливаться, но желание это обернулось беспорядочной пальбой во все стороны. Пули забегали по стенам домов, и рикошетили в стрелявших.
- Пулеметы! Пулеметы! Протопопов пулеметы нагнал! Спасайся! Пулеметы! - принялись орать удиравшие без оглядки бунтовщики.
- Пулеметы! - неслось из всех улиц, улочек и переулков.
Тут же раздался звон стекла: пуля влетела в окно квартиры надворного советника Бюргена, что ещё пуще напугало мятежников: им показалось, что это оттуда застрочили "протопоповские" пулеметы. Через пару дней Столыпин будет жалеть, что то были всего лишь страхи беснующейся улицы.
В считанные минуты пространство около дворцовых ворот расчистилось. Только черные пятна - шапки да ботинки - нарушали воцарившееся на единое мгновение снежное спокойствие. Казалось, надо и нужно здесь остаться, дать бой, ведь восставших так немного, а силы, верные престолу, столь велики...Но Столыпин знал: это пустые грёзы. Беглого взгляда на колонну Кутепова хватило, чтобы оценить число солдат: тысяча, может, чуть более. Только у одного восставшего запасного батальона сил больше, много больше. А тут ещё всякий сброд подтянется, как было в Московское восстание, и что тогда? Ни патронов, ни еды здесь нет.
Столыпин забарабанил пальцами по подоконнику. Электрическое освещение полыхнуло, вернувшись ненадолго, и погасло. Надо уходить туда, где есть и огнеприпасы, и надёжное укрытие - к Петропавловской. Одних её орудий хватит, чтобы отбиваться до подхода фронтовых частей. А что они подойдут, Петр Аркадьевич не сомневался ни секунды. Они должны подойти, не могут не подойти!
Столыпин развернулся на каблуках и зашагал к выходу. Десяток, много - два десятка шагов, и вот он уже в бывшем зимнем саду, зале Государственного Совета. Столыпин бросил взгляд, один-единственный взгляд длиною в вечность, на полотно, украшавшее стену. Кивнул. Продолжил свой путь. А тот человек, которому он кивнул, точнее, образ его, запечатленный художником, провожал премьера взглядом, полным надежды. Петр Аркадьевич не мог его подвести. Никак не мог. А потому нужно прорываться...Нужно!..
- Господин полковник!
С некоторым даже жаром затряс он руку этого улыбчивого, но вместе с тем задумчивого, офицера. Эспаньолка его, обычно черная как смоль, казалась ему совершенно белой: снег налипал на волосы, полковнику некогда было его отряхивать, а потому бородка покрылась снежно-ледянистой коркой.
Улыбчиво-задумчивый Кутепов ответил ещё более прочным рукопожатием. Одно это движение не говорило даже, - кричало о желании Александра Павловича навести твердый порядок во что бы то ни стало. Но глаза...Глаза его...Будто бы там было неверие в победу? Отчего? Почему? Ведь сил ещё много! Очень много! Их бы только собрать! Верить - надо! Они победят! Они остановят эту бурю!
- Петр Аркадьевич, - Кутепов ещё более жарко пожал руку премьеру. - Вы извините, что я так по-простому! Несказанно рад, что добрались до Вас! А всё это отребье - мы к порядку приведём! Что-нибудь из штаба округа сообщали? Связи никакой нормальной нет, даже походной кухни - и той нет. Все ждал, что...
Поймав раздосадованный взгляд Столыпина, полковник все понял.
- Так, значит, ничего не сообщали? - на миг он замолчал. - Что ж, будем действовать сами.
- Предлагаю отходить к Петропавловке, господин полковник, - твердо сказал Столыпин.
В его голосе чувствовались отзвуки той, стародавней, но не позабытой, речи. Когда на соседних улицах грабили магазины, палили в воздух, жгли суды и полицейские участки, - даже память об этом голосе вселяла хоть какую-то уверенность. На душе Кутепова полегчало, взгляд его очистился, и в глазах его сверкнула уверенность.
- К Петропавловке? Хм...
Кутепов, как это часто бывало перед принятием важного решения, сорвал фуражку и поскреб гладкую макушку. А после взмахнул фуражкой над головой:
- Стройся! Стройся! Идем на Петропавловскую крепость! Нестроевых - в центр! Марш! Марш! - коротко и громогласно командовал Кутепов.
Премьер не сразу понял, что нестроевые - это, собственно, они, служащие, министры и все присоединившиеся.
- Петр Аркадьевич, Вам бы тоже в центр, а то пуля...- полковник ожидающе глянул на Столыпина.
Приказывать Кутепов ему не мог, но никто ведь не смел бы мешать воззвать к разуму премьера?
- Я останусь. Пулям не кланялся и не собираюсь, - отрезал Столыпин.