Нам с тобой нельзя

Наташа вдруг преображается, как будто только этого момента она и ждала. А затем произносит слова, от которых мне не рыдать хочется, мне оглохнуть хочется. Может даже и ослепнуть. Исчезнуть и раствориться.

—Никита и твоя мама…он любил ее с молодости, мы и расстались, по сути, из-за нее. Она выбрала тогда твоего папу, что, впрочем, немудрено, такой мужчина, — печально ухмыляется. —Я сначала думала, что Никита влюбился в сестру. Я ж не знала, что они неродные. Так вот было. Он даже в постели меня пару раз Надей называл, ох, и скандал я ему устроила…Только вот я не знала, что твоя мама не при чем, бесилась. Безосновательно. Она ни сном ни духом, а я умирала от любви к нему. Сгорала просто. Но светлячком летела на огонь, чтобы превратить в пепел…

Она что-то еще говорит, надо сказать, что наверняка выскопарно, но у меня в голове вакуум. Настолько сильная боль затапливает тело, что я не могу даже пошевелиться. Множественные иглы впиваются в кожу. Каждое слово как порез. Методичный и глубокий, такой чтобы от потери крови не умерла сразу, а сначала помучилась. Пострадала. Мне ведь мало услышанного. Надо больше.

Вот оно что. Вот, кто была та женщина, не мнимая Наташа, не еще какая несостоявшаяся невеста, а моя мама. Мама. Теперь понятно, почему с самого начала папа был против того, чтобы Никита у нас долго жил, почему он никогда не уезжал сам, если Макарский приезжал, а всегда брал с собой мать.

Мам. Моя мамочка и Никита. Прекрасно, что я все еще могу дышать, потому что когда тебе пробивают легкое, делать это не получается. А я все еще дышу. На автомате.

Я купаюсь в этой боли, а затем меня насильно толкают на глубину.

—Вы так с ней похожи. Не одно лицо, конечно, но общие черты прослеживаются. Девочка, беги от него, пока он не принес тебе столько же боли, сколько и мне. Бедненькая. Такая молодая, а уже…

Когда ты падаешь на самое дно, нужны силы, чтобы быть в состоянии оттолкнуться. Обычно все зависит от твоего желания идти дальше. Если оно есть, то ты аккумулируешь все силы и на последнем издыхании делаешь толчок, выплывая наверх.

Если его нет, то холодная тьма с радостью принимает тебя в свои объятия, чтобы добить. Додушить.

Я полностью опускаюсь на илистое дно, раскинув руки и ноги в разные стороны. Вверху еще мигает свет, а затем тухнет.

25

СВЕТА

Прошу тебя только себе не лги,

Ты пол меня, я пол тебя, но мы не целое.

И не друзья и не враги.

Я твой недостаток, ты Моя Вселенная!

Спешно подхожу к миловидной продавщице с натянутой искусственной улыбкой и прошу вывести меня через черный вход для работников, потому что мой бывший не дает мне прохода и прямо сейчас дежурит под выходом из магазина.

 Я держусь из последних сил, чтобы не взорваться прямо тут.

Надо отдать должное этому магазину, но в клиентоориентированности им равных явно нет. Глаза блонди расширяются, она кивает в сторону уборных и двери без опознавательных знаков, и мы вместе выходим к пожарному выходу, где я опрометью спускаюсь вниз.

Меня словно подгоняет сама смерть, с такой скоростью я вылетаю из торгового центра. В груди незаживающая рана, на глазах слезы, которые мешают сфокусироваться. Когда я быстро прохожу парковку и юркаю в такси, вся боль, что до этого мне удалось сдерживать, обрушивается с новой силой. В голове тысяча вопросов и ни одного разумного ответа. Неужели это все для него было просто суррогатом? Как я могла не разглядеть очевидного? Почему?! Только со мной могло бы такое приключиться, конечно. Вот почему он начал обращать на меня внимание, потому что только так закрыл свой гештальт. А мама…такую, как моя мама, есть за что любить.

Она идеальна по всем параметрам, женственная, добрая, умная и хозяйственная. А я что? Даже накормить Никиту смогла не сразу, а после многочасовых просмотров видео-уроков в интернете.

Очевидно, что я выросла совсем не похожей на свою маму внутренне, зато очень похожей внешне.

Таксист везет меня в сторону ближайшего парка, когда начинает идти дождь, но мне все равно. Я не могу ехать домой и смотреть ему в глаза. Нет сил, я просто распадусь окончательно и никогда не соберусь до кучи.

Нет. Я должна успокоиться, но как успокоиться, если с каждой секундой становится все паршивее? Плевать на то, что эмоциональная боль длится пятнадцать минут, моя растягивается на вечность, жаля и шаркая кожу до кровавых подтеков. Агония расползается по телу.

—Девушка, может вас в другое место отвезти? — паренек смотрит на меня взволнованно, пока я, молча глотая слезы, пихаю ему в два раза больше денег за проезд и выпадаю из машины. Руки подрагивают, я с трудом сжимаю ремешок сумки и резко оборачиваюсь в поисках угрозы. Мне все кажется, что меня раскрыли, и сейчас где-то из-за угла выскочат мои церберы.

В парке нет никого, народ давно разбежался кто куда, ведь на улице настоящая водная стена, но я продолжаю идти. Дождь смоет мою боль. Покалывающие ощущения на коже — это именно то, что нужно.

Как долго фарс продолжался бы? Может он так мстить захотел? Вот смотри, мол, я с твоей дочерью. Живи с этим. Не ты, так она. Почти одно и тоже.