Нам с тобой нельзя

Умно, разумеется, я бы размазал их по стенке, если бы они увидели то, что не должны были. Но она ушла прямо из-под носа, это не раздевалка!

Сука, дурак я, надо было запретить ей рыпаться из дома, гуляй по периметру и дыши воздухом!

Что эта дрянь ей сказала? Хотя тут и так все понятно. И это нифига не решаемо по щелчку пальцев, учитывая, как Света обо всем узнала. Хотя в том, что эта дрянь сказала ей о Наде, я уже не сомневаюсь. Черепная коробка вскрывается моментально, я хватаю трубу, не глядя тыкаю на знакомый номер, вслушиваюсь в бесконечные гудки, вспарывающие кожу острым ножом. Не отвечает. Снова и снова. Ноль.

Рука сжимает трубку, слышится треск стекла, и я с силой откидываю от себя телефон. Тонкая сеточка проходится по экрану, как и в моей душе сейчас все разламывается на миллион кусков.

Свет, это все не то, не то, мать вашу! Бью кулаком по стенке, разбивая костяшки в кровь, но боли нет, она инертна. Пар валит из ушей.

—Найди эту суку, немедленно, — тыкаю в экран и раздаю ЦУ своему помощнику, с одной единственной мыслью, чтобы не поздно.

Чтобы не опоздать. Никогда не молился, а сейчас я впервые в жизни прошу не за себя, а за нее. Как в последний раз проговариваю «хоть бы просто сглупила, сама ушла». В ушах стоит адский шум, и я заставляю себя снова и снова набирать номер Светы, попутно собирая людей в путь. В приложении со знакомой синей точкой объект движется в сторону выезда из города и мне пиздец херово осознавать, что это может быть как Света, которая самостоятельно сбегает от меня из-за обиды, так и Евстахов, который все-таки решил пойти дальше и забрать у меня все самое дорогое. И плевать, что мы шифровались, она была и есть для всех моей племянницей, что тоже не отменяет факта, что одним своим существованием она уже мишень, по которой точечно можно ударить и не попасть в молоко.

—Скинь координаты своим людям, Агафонов, и мне чертовски плевать, почему твои люди проебали ее! Если хоть волос упадет, я буду спрашивать с тебя, каким бы ты охрененным спецом ни был, это твой бок!

—Я уже сообщил своим, ехать нет нужды, перехватят.

—Нет уж, я сам поеду, а перехватят ли они, это большой вопрос.

Хватаю кобуру со стола и кидаю напоследок:

—Молись, чтобы все закончилось благополучно.

Мы выдвигаемся в сторону пункта назначения, но находимся слишком далеко, чтобы приехать быстро. Нервы накалены до предела, снова и снова набирая номер Светы, я понимаю, что бьюсь головой о стенку. Ноль.

—Босс, девку привезли, — Кент не решается со мной говорить, ведь плохому гонцу отрубают голову, но эти слова приходится выдавливать из себя сидя на заднем сидении. Он видел меня в худшем состоянии, практически во всех моих худших состояниях.

—Ну надо же, вы хотя бы как доставщики работаете хорошо.

Подождет. Сейчас во главе стола другое.

Несемся в сторону старого парка, когда телефон в руках начинает разрываться. Отвечаю мгновенно, чтобы погрузиться в ад. Это она. Все-таки сама...

В трубке звучат всхлипывания, это больно, я понимаю, что ничего не смогу сделать, чтобы она мне поверила. Потому что она маленькая девочка, подверженная эмоциям и в полном раздрае в данный конкретный момент. И потому что в конце концов, это все правда. Да, я любил ее мать, но совершенно не так, как оказалось на контрасте со Светой. Это вообще разные вещи, однако ей сейчас это не пояснить и никак не доказать.

—Мои люди отслеживают твой телефон, — выпаливаю сразу, понимая, что этим могу напугать. Но она должна знать, что бежать бесполезно. Куда бы она ни пошла, я найду. Украду. Верну.

Каждый ее вопрос разжигает внутри огонь, распаляет и раздувает с маленького красного уголька до жутчайшего пламени. Взор застилает ярость. Она бурым кровавым пятном ложится на глаза и устилает все ненавистью, преображая обычные эмоции в пепел. Она говорит и гвоорит, а от этого нихрена не легче.

—Ты никогда не была для меня заменой, Света. Я люблю тебя.

Я не вру, не врал ей и не собираюсь делать это в дальнейшем, все, что говорю, абсолютно чистая правда. Иначе не умею. Не стал бы с ней конкретно. Потому что для меня она целая новая жизнь, окрашенная новыми цветами, о существовании которых я не подозревал или, скорее, не мечтал. Не думал. Не гадал, что так бывает, или что мне повезет.

Впервые в жизни настолько повезет, что я смогу прожить неведомое чувство из прошлого, но в этот раз оно вдохнуло в меня созидание, а не разрушение. Желание рвать глотки и не отдавать никому свой свет несмотря ни на что. Беречь. В этот раз до агонии больнее думать о жизни без нее, страшно представлять другой исход. Меня к ней не просто тянет магнитом, меня к ней привинчивает по живому. Вплетает. Вонзает иголки и пришивает красной нитью, что сейчас на руке болтается как умалишенного придурка, в свое время не способного отказать той, что навсегда поменяла мой мир.

Меня в ней топит, с каждым днем все больше и выбираться я не хочу и не буду.

В тоненьком надломленном голосе нет больше жизни. Света, кажется, не дышит, но и не плачет, лишь с болью шепчет:

—Ты уже сделал все… что мог. Прости.

Звонок обрывается, и я воплю в трубку: