— Это олени брата! — с гордостью прокричал Анур Нику, сидевшему за его спиной.
А тот всё смотрел на прекрасных животных, ничуть не напуганных рёвом проносящегося мимо них железного зверя.
Когда и олени остались далеко позади, два человека продолжали прорезать неглубокие полосы в девственно-чистом снежном покрове, не встречая более никого на своём пути. Лишь изредка казалось Нику, что краем глаза он ловил мимолётное движение какого-то небольшого белого хищника, тут же сливавшегося с таким же белым покрывалом. Вскоре ветер и холод начали проникать под многослойную одежду мужчины, заставляя сильнее кутаться в, итак до максимума натянутый, капюшон. Затем окончательно онемели пальцы на руках, но прятать их было нельзя, ведь нужно держаться, и Ник пожалел, что сунул рукавицы, одолженные ему Ануром, куда-то в сумку. И он стал поочерёдно отогревать их в глубоких карманах куртки, потому что капризничать и просить остановки ему претило. Тем более, что у Анура, ведущего снегоход по этому бездорожью без каких-либо указателей, и вовсе не было возможности отогревать свои руки хотя бы так.
Уже из того яркого и лёгкого путешествия на снегоходе, каким Нику изначально представлялась эта поездка, она превратилась в пытку временем, холодом и ветром. Но он терпеливо молчал, справедливо полагая, что раньше, чем смогут, они никуда не приедут. И, понимая, что когда-нибудь этому всё же придёт конец, стискивал зубы и упорно вглядывался в даль, всё так же не радовавшую никаким иным цветом, кроме ставшего тёмным неба и всё того же белого снега.
А когда уже совсем стемнело, впереди они увидели хоть и далёкие, но отчётливые огоньки, и тогда Анур, повернув голову к Нику, опять прокричал:
— Вот! Это дом Ясавэя! Приехали!
Глава 4
Затёкшие и замёрзшие ноги не слушались Ника, но нужно было встать хотя бы потому, что странное убежище, не похожее ни на дом, ни на уже виденные чумы, обещало молодому человеку радость тепла и горячей еды. А ещё сон — долгожданный, желанный и успокоительный, который окутает его своей милостивой темнотой, путь даже на чуждых, неприятно пахнущих шкурах некогда живых оленей, пусть даже ему не улыбнётся стянуть с себя прилипшую от пота свою и чужую одежду.
Вблизи тот свет, который они увидели, как думалось Нику, издалека, оказался не таким уж и ярким отсветом живого огня, проникающего сквозь окна этого странного дома. Парень окинул взглядом частично накрытые зачем-то шкурами очертания тёмного дома, выделяющиеся на фоне чёрно-синего неба, и вдруг осознал, что рядом громко лают собаки. Они не пытались кусать, но лишь отогнать чужака, посмевшего нарушить покой засыпающей тундры.
Глаз достиг ещё один источник света — это открылась дверь, и в проёме показалась фигура человека. На секунду человек замер, всматриваясь в наружную темень, затем громко крикнул собакам:
— Аян! Ляля! Свои — молчать!
Анур уже произносил какие-то слова на своём родном языке — наверное, это было приветствие. А Ник всё не мог сдвинуться с места, так и стоял у снегохода, не решаясь двинуться вслед за своим спутником, уже крепко пожимавшим протянутую ему руку хозяина, вышедшего, наконец, за пределы порога.
— Ну, что стоишь, друг?! Проходи, — с неизменной улыбкой говорил Анур, указывая рукой в направлении открытой двери.
И Ник безропотно сделал несколько шагов навстречу. У самого порога он остановился, коснувшись рукавом куртки плеча Анура, — ведь человек, вышедший к ним, и не подумал сдвинуться с места, преграждая прибывшему гостю дорогу. Ник смотрел на него сверху вниз — тот был ниже его на целую голову — и постепенно понимал, что перед ним старик. Глубокие морщины, покрывавшие всё его лицо, не разглаживал уже даже морозный воздух. В глаза бросились те же высокие скулы, делавшие лица виденных сегодня людей широкими, иногда почти круглыми. Казалось, что эти скулы подпирают собою нижние веки, отчего глаза старика были похожи на узкие чёрные щели. Но эти щели глядели на молодого мужчину внимательно, не отрываясь и не моргая, заставив поёжиться от пробежавшего по телу озноба. Старик вышел из дома без шапки, и Ник видел, что волосы его такие же чёрные, как и шевелюра Анура, и даже подстрижены так же — покрывают недлинными прядями уши и виски.
Весь осмотр длился не долго — всего несколько зависших в пространстве секунд. Затем острые иглы в глазах старика сменились откуда-то взявшейся добротой, и молодой человек произнёс:
— Ник. Я — Ник.
— Ясавэй, — ответил ему глухим и словно потёртым голосом хозяин этого места. А затем протянул руку, которую Ник тут же пожал, стянув с и без того онемевшей руки перчатку.
Ясавэй сделал шаг в сторону, тем самым приглашая гостей укрыться от холода и усталости в стенах его дома. Первым в помещение вошёл Анур, и лишь затем Ник, спиной ощущавший упиравшийся в него взгляд старика. В лицо пахнуло теплом, запахом дыма и дров, а до ушей донёсся негромкий стук прикрытой хозяином двери.