Какое-то время они не отдавали власть ничему, что могло потревожить Ника, но потом сдались и в сон его ворвались громко лающие собаки, бегущие по невозможно-белой, слепящей глаза ровной поверхности. Когда он обернулся, чтобы посмотреть на собак, вместо них увидел большое ветвистое дерево. Это был дуб, уже полностью выкрашенный охристыми красками осени. Откуда он взялся посреди снежного плена, Ник не знал — он просто продолжил удаляться от дерева, уже глядя вперёд, уже поднимаясь по невидимой лестнице вверх. И обернулся ещё один только раз, когда мимо него пролетел одинокий дубовый листок — сухой и жёлто-коричневый. Во сне он сравнил себя с этим листком, подхваченным ветром.
Потом исчез и лист, уступив место странной Ябне, танцующей на холодном снегу босыми ногами какие-то чудаковатые танцы. Её черныё, словно смоль, волосы уже не были заплетены в тугие и толстые косы, — они развевались на ледяном ветру чёрными реками. Но всё это казалось ему не столь странным, как её лицо — именно в нём, так сильно похожем и ещё более не похожем на лица её деда и ненецких женщин, была главная загадка. Вроде, те же черты, те же, поразившие его высокие скулы, но только у Ябне они не так выдавались. И лицо — не плоское, как у других — напоминало Нику лица обычных русских девушек своим европейским типом. Вот если бы не глаза — с присущим только восточному человеку разрезом, чёрные и раскосые, окружённые смоляными красками длинных ресниц и бровей, только совсем не узкие, как у деда, — и не сказал бы мужчина никогда, что девушка эта из другого народа.
А в другой комнате на мягкой меховой постели, устроенной на низком, сколоченном из досок возвышении, служившем кроватью, и укрытой обычными покрывалами, лежала без движения Ябне. Она не могла заснуть уже который час подряд, уставившись в темень под потолком. Дыхание было частым, взволнованным, и сквозь него она прислушивалась к звукам дома — вдруг среди прочего различит шевеление спящего Золотого Дракона? Она всё ещё помнила его холодные, вполне соответствующие цвету глаза. Так же, как помнила его горячее пламя, от которого до сих пор горела нежная девичья кожа. И потому не шевелилась Ябне, чтобы не сделать себе ещё больнее.
Глава 5
Ник проснулся внезапно и очень резко, словно от чьего-то болезненного тычка в бок. Так и есть — это Анур, опять улыбающийся и приветливый, разбудил его.
— Э-э-э, хорош спать, малец! Вставай да провожай меня.
— Ты уже? Едешь? — пытаясь сфокусировать зрение, уточнил Ник.
— Давай-давай, подъём! Вон, Ябне уже принарядилась и боится накрывать завтрак, чтобы не потревожить тебя.
Ник ещё больше приподнял голову и поискал глазами девушку. Она, действительно, была сегодня одета не в невзрачное коричневое одеяние, подобное вчерашнему, а в тёмно-зелёное, украшенное разноцветным орнаментом платье. И пусть оно было ужасающе, по меркам столичного гостя, длинным, похожим на балахон, тем не менее, удивительно шло ей.
Мужчина встряхнул головой и потянулся, разминая скованные мышцы. Затем встал. Осмотрелся. И как тут приводить себя в порядок?
Оказалось, что по нужде придётся уходить далеко от дома. Не весело. Холодно. И противно. Но придётся подчиниться.
Когда вышел из дома, чуть не ослеп — свет, отражаясь от снега, заставлял почти полностью закрывать глаза. И всё же, он успел увидеть то, что не заметил вчера — огромное стадо оленей, ограждённых деревянным загоном. «Сколько их тут? — подумалось ему. — Шестьдесят? Семьдесят? Восемьдесят?»
Умывался прямо у дома горстями снега. Тоже непривычно. Зато свежо, морозно и будоражит, как разрядом тока, каждую клеточку соприкоснувшейся с холодом кожи.
К этому моменту стол уже оказался заставлен вчерашней едой, но есть её молодому человеку не хотелось. И он попросил Ябне приготовить ему кофе.
— Нынэля клала в сумку, я помню, несколько упаковок. Ябне, ты знаешь, что такое кофе?
Девчонка рассмеялась, да так заливисто, что запрокинула даже голову назад.
— Думаешь, мы тут совсем одичалые?
И поднялась с места, отложив чуть надкушенную лепёшку. Ник смутился — он не хотел её обидеть. Напиток, который вскоре поставила перед ним девушка, был крепким, горьким, горячим — блаженство.
— Спасибо! — поблагодарил он Ябне, ища встречи с её чёрными глазами.
«Ох, ведьма!», вспомнился сон.
Девчонка кивнула, будто принимала с величавым достоинством его похвалу.
Из дальней комнаты показались двое — Ясавэй поддерживал за руку какую-то женщину. Она шла медленно и устало, будто не утром, а в конце тяжёлого дня. Ей помогли расположиться за столом, и Ябне заботливо пододвинула матери кружку с чаем.
— Юля! Рад тебя видеть! — воскликнул Анур. — Ясавэй говорил, ты заболела?
— Ничего серьёзного, — поспешила успокоить гостя она. — Обычная простуда.
— Может, тебе лекарств привезти? — не унимался Анур.
Но Юля лишь покачала отрицательно головой — ничего, мол, не нужно, спасибо.