Нам всем не хватает сказки

Впечатления от личного знакомства с Велоевым у Ника были совершенно противоположными: дядя невесты пристально и с неприкрытым презрением рассматривал будущего члена семьи, иногда вставлял в общий разговор весьма туманные для всех и понятные только Нику замечания. В кругу семьи он вёл себя сдержанно и относительно вежливо, но не удержался от того, чтобы пригласить Ника в свой кабинет, где, как сообщил остальным, хотел побеседовать с ним тет-а-тет о будущей жизни молодых.

И когда эти двое остались наедине, маска радушного хозяина дома враз слетела с Велоева. Предложив Нику занять место в одном из массивных кресел, плеснув только себе порцию коньяка на дно бокала, Александр Семёнович какое-то время наслаждался цветом и вкусом напитка, прежде чем процедил:

- Не дай Бог, я услышу от Полины хоть одну жалобу на тебя, поганца, - раздавлю, расчленю и скормлю псам. Понятно?

Ник кивнул, рассудив, что показывать сейчас свой характер было бы не самым разумным решением.

- Про твою выходку с заводом я забуду, тем более твой продюсер всё украденное вернул. – Велоев, сидевший в таком же кресле напротив парня, чуть подался вперёд. – С огромным удовольствием я бы уничтожил тебя, потому что никому не прощаю таких выходок. Но сейчас, - сделал он последний глоток, посмаковав напиток во рту, - сейчас, мой дорогой будущий зять, мы вернёмся в гостиную, и я хочу видеть на твоём лице выражение бескрайнего счастья от всего происходящего.

С теми словами Велоев поднялся и, застегнув немалых размеров жилет, вышел из кабинета. За ним последовал и промолчавший, но отнюдь не испуганный Ник.

За поздним ужином оживлённо обсуждали предстоящее событие. В связи с приближающимся Евровидением днём свадьбы была выбрана дата семнадцатого апреля. Никто из присутствовавших не сомневался, что благодаря персоне Александра Семёновича никаких неувязок в связи с поспешностью не случится.

Глава 11

В доме, хозяйками которого стали две женщины, почти ничего не изменилось с тех пор, как умер Ясавэй. Всё также холод, царящий вокруг, пытается проникнуть в каждую щель и особенно радуется, когда замечает открытую дверь.

Всё также в стойле у этого дома блеют олени, ожидая, когда их выведут искать вкусный, пропитанный влагой мох. Ряды оленей поредели заметно – Ябне и Юлии нужны были деньги.

А возле стойла снова, как раньше, крутятся две собаки. Это Анур привёз сюда двух щенков.

И Ябне с матерью продолжают тянуть на себе всё ту же обычную ежедневную работу, только теперь обеим кажется, что даже самое простое, что делалось раньше легко, незаметно, теперь требует немалых усилий. Той же дорогой ходит Ябне к проруби за водой, но каждый шаг даётся с трудом, словно свинцом наливаются ноги и не хотят идти. И вёдра кажутся тяжелее, и выхода нет.

А внутри дома даже тогда, когда спасительное тепло расходится от натопленной печи и с матерью дочь в одной комнате чинят одежды и шкуры, хозяйничают не женщины, а тишина, питающаяся скорбью и болью.

Мать печально смотрит на дочь – как её загрубевшие руки ловко, но медленно сегодня управляются с острой иглой. Сомнения который день гложут Юлю – стоило, наверное, принять веские доводы Анура, закрыть этот дом, бросить его, и уйти. Ради дочери, ради её возможного счастья.

Сама Ябне твердила, что уходить не хочет, тем более в семью Сата́. Твердила, что вытянут они, привыкнут и станут справляться, а дальше всё сложится так, как должно. И Юля тогда с облегчением вздохнула, снимая с себя груз ответственности. Она-то сама уходить так же сильно не хотела – привыкла к этому дому, этому ритму, и к одиночеству, которым щедро сдобрили её жизнь эти безлюдные места.

Другой бы мечтал вернуться к людям, чтоб ощущать пусть обманчивую, но нужность себя кому-то, кто не связан с тобою кровным родством. Чтобы знать, что если что-то случится, то вот, в соседнем чуме спят те, кто прибегут к тебе сразу, по первому зову, чтобы помочь, подлечить, успокоить.

А она не мечтала – за долгие годы жизни в этой глуши въелся под кожу страх уходить. Когда умер любимый муж, старик Ясавэй отпускал и даже настаивал на том, чтобы забрала Юлия Ябне и вернулась к родителям своим, к прежнему образу жизни. Но ей казалось подлым предательством бросить и дом, в который любимый мужчина её привёл, и его одинокого отца. В те дни она ещё была молода, полна сил, и выносить тяготы здешней жизни ей было сложно, но победили упорство, долг, и преданность мужу.