Нам здесь жить

— Меня, — оробело пискнул стоявший в дверном проеме Яцко. В руках он держал здоровенный кувшин. Несмотря на приличную дистанцию — их отделяло не менее двух метров — Петр уловил отчетливый запах хмельного меда.

— Вовремя, — кивнул Сангре, принимая кувшин.

Усилием воли он взял себя в руки и даже нашел в себе силы вежливо поблагодарить парня. Однако выдержки хватило лишь дождаться, чтобы тот вновь скрылся за дверью. Едва это произошло, как Петр, еще раз сочно выругавшись и тяжело вздохнув, припал к посудине. Пил он долго и жадно, крупными глотками, не замечая, что струйки с обеих сторон нахально стекают на его отросшую за последний месяц черную бородку и, весело пробежав по ней, устремляются на рубаху. Наконец, оторвавшись, он вздохнул, поглядел на Улана, продолжавшего держать в руках оба кубка, и произнес:

— Извини, но сегодня оно мне было нужнее. Хотя, — он небрежно потряс кувшином и, прислушавшись к плеску, уверенно заявил: — Как раз на кубок осталось.

Поставив посудину на стол, Сангре тяжелой поступью направился к своей постели. Плюхнувшись на нее, он задумчиво произнес:

— Знаешь, баба Фая мне частенько повторяла в детстве: «Счастье обязательно тебя найдет».

— И что? — поинтересовался Улан.

— Как видишь, — глухо откликнулся Петр. — Либо оно не умеет искать, либо я здорово прячусь.

На сей раз Улан откликнулся не сразу, сосредоточенно выливая остатки меда в свой кубок. Вышло немного — чуть больше половины. Он оторопело потряс кувшин над кубком. Тот в ответ скромно выдал пару капель.

— Ну ты и пить, — протянул Улан, поворачиваясь к другу. — Кой чёрт на кубок, когда… — и осекся, взирая на заснувшего Сангре.

Некоторое время он озадаченно смотрел на него, но решил, что оно к лучшему. Он-то сам осознал печальную ситуацию давным-давно и с тех пор успел смириться с мыслью, что им, по всей видимости, никогда не попасть в свое время, но до сих пор помнил, как погано было тогда у него на душе. И не только в самый первый день, когда он это окончательно понял, но и на следующий, и на позаследующий… и так дней пять. Да и позже нет-нет, и вспоминалось, отчего настроение сразу существенно портилось.

Он уже хотел было направиться к своей кровати, но, вздрогнув, внимательно всмотрелся в лицо спящего. По щеке Петра медленно катилась слеза. Получалось, тот не спит, а просто не хочет никого видеть, желая побыть один. Улан прикусил губу, сочувственно вздохнул, а вслух громко произнес:

— Ишь ты, как банька сморила. Хотя да, целый кувшин меда выпить — тут и Локис сомлеет. Ну и ладно, завтра договорим.

На цыпочках пройдя к своей постели и всем видом демонстрируя, что действительно поверил в сон друга, он бесшумно разделся и, задув свечи, торопливо юркнул под одеяло, с тоской понимая, что завтра настроение друга будет навряд ли лучше, чем сегодня…

Эпилог. И быть граду сему

Сангре и на следующий день действительно продолжал переживать услышанное от друга. За завтраком он почти ничего не ел, да и в пути первое время помалкивал, вяло реагируя на все попытки Улана растормошить его.

Давида с ними не было. Он задержался в Городно, поскольку у жены под утро начались схватки, но пообещал попозже догнать их. Пожалев о его отсутствии — как-никак новый человек, глядишь, сумел бы отвлечь его друга от грустных мыслей — Улан стал размышлять, что еще можно предпринять.

Идея пришла неожиданно. Первым делом отправив Яцко в голову их небольшого поезда с поручением находиться пока там и старательно запоминать дорогу — ни к чему ему слушать их загадочные разговоры, Улан напомнил Сангре про Урал, Куликово поле и прочее. Мол, помнится, кое-кто намекал на кучу идей, коим не хватает лишь первоначального капитала. Да и вчера этот кое-кто еще раз повторил, что Урал — всего лишь начало. Учитывая, что теперь у них вот-вот появится куча денег, есть смысл, воспользовавшись свободным временем, более детально продумать планы на будущее.

Петр начал рассказ неохотно — лицо продолжало оставаться мрачным, брови нахмуренными, а в глазах по-прежнему царила безбрежная печаль. Слова приходилось из него вытаскивать чуть ли не клещами, а ответы по большей части были односложными, да и тон соответствующий: равнодушно-безучастный. Однако неизбывный оптимизм вскоре взял свое. Да и погода тоже всеми силами стремилась помочь замыслу Улана — было солнечно и безветренно. И голос Петра с каждой минутой становился все бодрее и азартнее. Вскоре он уже не рассказывал или повествовал — вещал о радужных перспективах:

— А все гроши, что мы срубим с наших предприятий, вбухаем в организацию исследовательских экспедиций.

— На Урал?