Нам здесь жить

— Ну не с пустыми же руками на охоту идти, — усмехнулся Буланов. — Меня-то ружье на кордоне ждет, у дядьки их два, а тебе этот СКС^[1] . Его дядьке командир одной из частей подарил. Понятно дело, из списанных, но в полном порядке и бой у него хороший, центральный. Патронов к нему не ахти, пять обойм, но, думаю, тебе полусотни за глаза. К тому же дядьке недавно оптический прицел для него раздобыли. Установить не успел, буквально вчера принесли, но с ним возиться недолго, так что я его с собой захватил. Он тоже в твоем рюкзаке лежит. А ножи… В лесу без них нельзя, мало ли. Ты, кстати, зря свой в рюкзак переложил — лучше поближе держи, как я, на поясе.

— Больно здоровенный, — поморщился Петр. — Он у меня постоянно вперед съезжал, зараза, с явным намерением вмазать по одному деликатному месту. Да и чего днем бояться? А ближе к ночи я его достану.

— Ближе к ночи мы на дядькином кордоне будем, даже раньше, — уточнил Улан. — Вообще-то желательно успеть до сумерек туда добраться. Я, честно говоря, в его угодьях до сих пор слегка путаюсь — слишком огромные. Если в темноте забредем, куда не следует, то… Словом, лучше не забредать.

— Ну понятно, тебе как лихому джигиту больше по душе бескрайняя степь, лихой конь и чтоб саблю сбоку, — подколол друга Сангре, намекая на его калмыцкую родину, и осведомился: — А что означает «забрести куда не следует»? У вас здесь что, болота с лешими и кикиморами?

— Болот хватает, — подтвердил Буланов. — А что до лесной нечисти, то… Есть тут неподалеку одно недоброе местечко. Там человек вообще может бесследно исчезнуть, и с концами, а наш путь, чтоб ты знал, как раз мимо лежит.

Петр присвистнул.

— Что, настолько все серьезно? — недоверчиво переспросил он.

— Да куда серьезнее, — усмехнулся Улан. — Дядя рассказывал, лет пять назад целая экспедиция ученых пропала. Впрочем, они сами виноваты. Он их трижды предупреждал, что Красный мох — это болото так называется — шутить не любит.

— Красный, потому что болото красивое?

— Потому что… красное, — нехотя буркнул Улан. — Ряска на нем странная. Она ближе к середине лета где-то раз в три-пять лет свой обычный цвет на красный почему-то меняет. Старики говорят, кровью покрывается и кровь человеческую к себе зовет…

— Куда зовет? — нахмурился Петр.

— Туда, — выразительно указал Улан пальцем вниз, — или туда, — и его палец устремился вверх. Покосившись на недоумевающее лицо друга, он пояснил: — В этих краях в Отечественную немцы партизанский отряд накрыли. Он как раз посреди этого болота на островке базировался. Вначале издали долбили, из минометов, а потом добивать пошли. Ну а один из партизан, погибая, проклял эти места и кто-то там наверху его проклятие услышал и исполнил. Словом, в тот же миг островок вглубь опустился, словно его и не было.

— А немцы-каратели?

— И они исчезли, даже те, кто на берегу был. А дальше пошло-поехало: люди пропадать начали, которые в этих местах грибы-ягоды собирали. И главное, несколько лет ничего-ничего, а потом сразу несколько человек. Правда, народ быстро сообразил, перестал там ходить и все. Так что в последние двадцать лет местные туда ни ногой. Ну а этим обалдуям из Москвы поверья аборигенов не указ, вот и… Ах да, — спохватился он. — До них в разные годы еще с десяток человек из числа шизанутых любителей летающих тарелочек сюда заглядывали.

— И что? — не отставал Петр.

— Да ничего хорошего, — нехотя выдавил Улан. — Как приходили, так и возвращались несолоно хлебавши, если… возвращались. — Скривившись, словно от зубной боли, он досадливо отмахнулся, решительно меняя тему. — Да ну его к черту, этот Красный мох! К тому же его от остального леса здоровенный овраг отделяет, так что в любом случае никак не промахнемся и на болото не забредем.

— Ну и ладушки, — равнодушно согласился Петр и, оглядевшись по сторонам, а затем покосившись на изрядно потемневшее небо, озабоченно спросил: — Слушай, старина, а мы вообще-то верной дорогой идем? А то болотные миазмы все чуйствительнее, под ногами хлюпает то и дело, над головой все пасмурнее, а тропы и вовсе не видать.

На самом деле путники шли по относительно сухим островкам, а то и вовсе небольшим возвышенностям, но простиравшиеся со всех сторон болота при встречном ветерке действительно периодически давали о себе знать неприятным запахом чего-то смрадного, гнилого. Это Улан и пояснил другу — мол, когда слева Гладкий мох, впереди — Великосельский мох, позади — Лебединый, то от соответствующих ароматов не скрыться.

— А этот, как его, таинственный Красный мох? — поинтересовался Сангре. — Он-то где? Или мы его уже миновали?

— Да нет, — хмуро отозвался Буланов и неохотно указал на овраг, тянущийся справа от них и притом довольно-таки близко, всего в пятидесяти метрах, пояснив: — Вон, по ту сторону от него, метрах в ста начинается.

— А поближе поглядеть?

— Перебьешься, — последовал жесткий ответ. — Поговорку слыхал, про лихо, каковое не стоит будить, пока оно тихо?