Нам здесь жить

— 4 километра от одного берега и 4 километра от другого! Я что звоню, нехорошо, что вы в общаге ночевать собираетесь. Переселяйтесь… У вас сложится превратное мнение о нашем городе… Поймите, это же не всемирная проблема, не международный масштаб. Что, если мы расселим общагу, наступит всеобщее счастье, мир во всем мире? Единственная реальная проблема — что у Шульц трое детей! Все! А я вас завтра по городу гулять поведу, да? Вы, главное, это, постарайтесь осознать: Молодежная, 15, это не Камышин! Камышин — это не Молодежная, 15!

ХЗБ

Так называют заброшенную больницу на окраине Москвы, где живут по своим законам те, кому не нашлось места снаружи

26.05.2011

13-летняя Катя беременна от своего бывшего парня Глеба.

Срок у Кати приближается к полутора месяцам.

— Делай аборт, — говорит Мага. — Не ломай себе жизнь, она у тебя одна.

— Мне мама сказала, что если я сделаю аборт, она меня сдаст в детдом. Ну или приведет сюда и сбросит в шахту. Типа сама упала. А бабушка сказала, что если я принесу в подоле, выставит на улицу с вещами.

Катя живет у бабушки, потому что мама пьет. Катю она родила в 15, и первые три года жизни Катя провела в детдоме. Любимая семейная история — бабушка заставила Катину маму подписать отказ на ребенка, а мама в день своего совершеннолетия, угрожая бабушке ножом, заставила подписать необходимые бумаги на возврат Кати.

— Бабушка до сих пор жалеет, что меня обратно забрали, — говорит Катя, отхлебывая ВД.

— Ты не пила бы, — говорит Мага. — Первый триместр.

— Урод там какой. Даже лучше — тогда, наверное, разрешат сдать. Но еще лучше, чтобы выкидыш.

— Чтобы выкидыш, надо водку пить, — встревает крохотная Аня, — а не ВД.

— А я тебе хорошую клинику скажу. Нормально сделать стоит 15 штук. Че дорого, я вообще за 25 делала! Зато с реабилитацией.

Маге 17, она делала аборт год назад. Ее молодой человек уходил в армию, когда обнаружилось, что Мага беременна.

— Он мне денег вот так положил и говорит: «Решишься — иди». Я подумала. Кто бы меня забирал из роддома? Мама у меня очень хорошая, но она тоже сказала: «Сидеть с мелким не буду».

Разговор происходит на балконе третьего этажа ХЗБ — ховринской заброшенной больницы. Три бетонных корпуса, медленно уходящих под землю. За нашими спинами гогочет разношерстная компания — полтора десятка человек от 10 до 30 лет. Резиденты ХЗБ, «сталкеры», «диггеры», «смертники», «охранники», «призраки»…

Гигантский больничный комплекс на 1300 мест (для сравнения — в НИИ Склифосовского 922 стационарных койки) был начат в 80-м году, но уже в 85-м строительство было прекращено. По одной из версий, кончилось финансирование, по другой — выступили грунтовые воды, разлилась речка Лихоборка, забранная в трубу под зданием. На момент прекращения строительства три десятиэтажных корпуса, расходящиеся звездой, уже были отстроены, окна застеклены, палаты отделаны и даже завезены койки. Оставалось поставить лифты и перила. Недострой охранялся до начала 90-х. Потом охрану сняли — и следующие годы ХЗБ стал строительным ларьком для местных жителей. Вынесли действительно все.

Затем был долгий имущественный спор между федеральным государственным унитарным предприятием «ВПК-Технотэкс» и департаментом имущества Москвы. Выиграла Москва. В 2004 году вышло распоряжение правительства Москвы — о возобновлении работ. Тендер выиграл «Медстройинвест», но «реконструкция» так и не началась. После 20 лет воздействия стихии и аборигенов реконструировать стало нечего.

Сейчас ХЗБ уходит под землю. Нижние этажи затоплены водой, у дна никогда не тает лед. Лестницы без перил, неогороженные лифтовые шахты, дыры в полу. На полу — вековая пыль, битая щебенка и пеноблоки — куски цемента. Сквозь перекрытия капает вода. На стенах — бесконечные граффити, настоящее коллективное бессознательное: «Патриоты уроды», «Ave Satan», «Строгино рулит», признания в любви, стихи, мат, имена. Пока государство перекладывало недострой из кармана в карман, он оказался заселенным теми, кому не оказалось места снаружи.

На 3-м этаже набилась плотная компания. Человек 15 стоят на каменном балкончике, сидят на перилах, свесив ноги вниз. В центре балкона — «стол», сооруженный из кирпичей и досок, завален сумками. Еще один стол, настоящий, стоит у стены. На нем уселись парочки.

По рукам ходят две полторашки ВД — «Виноградного дня», алкогольной газировки.

Большинству собравшихся нет и 15. Знают здание как свои пять пальцев, умеют уходить по темным коридорам от ментов и разводить на деньги туристов. Собственно, балкон третьего этажа для посиделок выбран не случайно — отсюда прекрасно просматривается «вход» — дыра в заборе с колючей проволокой, окружающей здание.