Намбандзин (СИ)

Врагов немного больше, чем нас, но разница не существенная. При этом у них больше тяжелой конницы. Соотношение с пехотой — примерно шестьдесят процентов на сорок. У нас обратная пропорция. У них конница стоит в середине, а пехота на флангах. Обе стороны ждут, кто начнет.

Ода Нобунага знает, что его главная сила — асигару-тэппо, которых лучше использовать в обороне, поэтому сидит на раскладном стуле на вершине холма, окруженный личной охраной, набранной в основном из дзисамураев, и неспешно помахивает голубым веером, на котором нарисованы красногрудые птицы, похожие на снегирей, которые здесь мельче, чем в европейской части России, и красный зоб, а не грудь. Веер большой и металлический, в сложенном виде запросто парирует удар катаны. Он как бы символ нынешнего поведения Оды Нобунаги: эдакий мирный, расслабленный чувак, готовый мигом дать отпор, если какой-то безумец вдруг нападет.

Ода Набуюки долго ждал, что старший брат нападет первым. Поняв, что этого не будет, послал своих воинов в атаку. Сначала двинулась, поднимая коричневатую пыль, тяжелая конница, быстро перейдя в галоп. Гулкий перестук тысяч копыт — главная музыка нынешних войн. Когда скачешь ты, она заряжает энергией, уверенностью в победе и заглушает страх. Когда скачут на тебя… в общем, привыкнуть невозможно, каждый раз одинаково страшно.

Мои подчиненные незаметно косят глаза на меня, на даймё. Никто не хочет показать, что очко играет, и погибнуть тоже нет желания. Спокойствие командиров не то, чтобы избавляет от мандража, но уж точно пресекает желание удрать. По себе знаю, что в таких случаях страх быть потом наказанным своими превышает страх быть сейчас убитым чужими. У своих больше желания и, что важнее, возможностей казнить труса.

— Взять пики! Вставить фитили! — командую я.

Като Данзё и остальные сотники репетуют мой приказ. Мое звание — касиру (командир отряда с одинаковым оружием, капитан), а у них — ко-касиру (лейтенант).

Когда конница приближается метров на пятьдесят и мне становятся различимы белые лошадиные зубы, отдаю следующий приказ:

— Огонь!

Нестройный залп сливается с дубляжем ко-касиру.

Густое облако черного дыма частично скрывает от меня врагов, но я вижу, как лошади словно бы натыкаются на невидимую стену. Какая-то встает на дыбы, какая-то наоборот наклоняет голову, будто собирается пасть на передние колени. Может быть, это раненые. Плотная масса коней и людей все-таки продолжает смещаться вперед в силу инерции. Ко-касиру четко отдают приказы, асигару-тэппо не менее четко караколируют. Им помогают лучники, быстро и прицельно стреляя в самую гущу врагов. Второй залп, третий, четвертый, пятый. Облако дыма становится таким большим и густым, что ни черта не видно. Зато не слышно и топота копыт, только надрывные крики раненых людей и истеричное ржание раненых лошадей.

— Стоп! — командую я.

Асигару-тэппо заряжают аркебузы и замирают в ожидании приказов, не забывая поглядывать на меня и даймё.

Я тоже поворачиваю голову и вижу, что Одна Нобунага стоит, схватив сложенный веер посередине. Рот приоткрыт и на лице выражение, как у ребенка, который впервые увидел что-то диковинное. Стрельбой из огнестрельного оружия его не удивишь. Разве что результатом ее. С вершины холма обзор лучше, и, так понимаю, даймё видит, что поработали мы на славу.

Дым рассеивается малость. Поле перед нами завалено убитыми и ранеными людьми и лошадьми. Кое-где они лежат в несколько слоев, и эти кучи шевелятся и издают словно бы один протяжный звук, похожий на надрывное скуление. Уцелевшие враги скачут в обратную сторону быстрее, чем неслись в атаку.

Я показываю даймё на нашу конницу на флангах и жестом предлагаю послать ее в атаку. Ода Нобунага кивает, отдает приказ. У нынешних японцев очень хорошо разработана система сигнализации флагами.

Теперь уже наша конница начинает исполнять копытами боевой марш, нагоняя страх на врага. Впрочем, удирающие самураи и так нагнали его в достатке. Вражеские асигару начали разворачиваться и улепётывать вслед за своей конницей. Их быстро догнали и изрубили наши кавалеристы. Сражение началось — и вскоре закончилось. Его исход решили пять сотен бывших крестьян, вооруженных аркебузами. Пять их залпов стали одними из первых аккордов похоронного марша по эпохе самураев.

20