Вход в нее со шканцев высокого полуюта, в центре него. Была каюта шириной метра три и длиной до кормы, представляя собой анфиладу из трех отсеков. Свет в первый попадал из приоткрытого люка в подволоке, а в последний — через бойницу в корпусе, закрываемую деревянным щитом, сейчас стоявшим под ней на палубе. Хозяин оставил входную дверь открытой. То ли опасался меня, то ли для сквозняка, который заметно выдувал духоту из нагретого солнцем помещения. В первом отсеке слева от двери был стол, приделанный одной стороной к переборке, а вторую поддерживали две толстые ножки. У узких сторон были лавки и у противоположной переборки стояли две трехногие банки. Антониу Перейра показал мне на ближнюю лавку, а сам сел на дальнюю. Свет через люк падал на меня, капитан был в тени. Такое впечатление, что я на допросе.
Чтобы избавиться от этого чувства, я первым задал вопрос:
— На пиратов нарвались в Сето Найкай (Внутреннее японское море)?
— Не знаю точно, как называется, первый раз здесь. В проливе, что за островом, который на юге, — ответил он. — Долго гнались за нами. Ветер был южный, под полными парусами мы шли быстрее, вот и оказались здесь. Починим паруса и отправимся искать, где поторговать.
— Зря вы туда сунулись. Там территория рода Мори, живущего за счет морского разбоя, — сказал я. — Они наши враги, сюда не сунутся, можете не опасаться. Становитесь на якорь у берега и занимайтесь своими делами, сколько потребуется. Мой сеньор богат, ему грабить корабли не надо.
— Это хорошо, -не очень уверенно произнес Антониу Перейра и спросил в свою очередь: — Где здесь можно поторговать выгодно?
— А что вы привезли? — задал я встречный вопрос.
— Аркебузы, доспехи, шерстяные ткани, медные котлы, резные сундуки с замками, — перечислил он. — Мне сказали, что все это здесь в цене.
— Тебе правильно сказали. Думаю, мой сеньор заберет у тебя весь товар, если добавишь к нему пять пушек. Заплатит щедро золотом или товарами, какими скажешь, — предложил я.
— Пушки продать не могу. Если узнают, у меня будут большие неприятности, — отказался капитан.
— Никто не узнает. Скажешь, что выкинул их, когда наскочил на риф, чтобы сняться. Или во время шторма сорвались и вылетели за борт вместе с частью фальшборта, — сказал я.
— Нет, не могу, — повторил он.
— Можешь, — твердо произнес я. — Взамен получишь матросов и солдат, сколько скажешь. Как я понял, во время боя у тебя сильно проредили экипаж. В следующей стычке некому будет отбиваться от пиратов и одновременно работать с парусами.
— На что они мне?! Всё равно по-нашему не понимают, — отмахнулся Антониу Перейра.
— Поплыву с тобой и буду переводить, — сказал я.
— Хочешь домой вернуться? — поинтересовался он.
Вопрос, конечно, интересный. Дома, в котором я вырос, и того, в котором прописан, еще нет и в помине. Впрочем, вернуться именно туда мне не хотелось. Зато в Европу — очень даже. Я уже старый. Не знаю, сколько точно мне сейчас лет, но скоро наступит возраст, в котором отправился в свое первое путешествие по времени. Не хотелось бы начинать следующую свою жизнь на Японских островах. Насколько знаю, тут намбандзину будет не место. В Европе легче обустроиться. Особенно в семнадцатом или восемнадцатом веках, опыт уже есть. Эта мысль пришла мне в голову именно сейчас, но капитану знать об этом ни к чему.
— Моему сеньору позарез нужны пушки. Я куплю их в Европе, а ты или другой надежный капитан привезет сюда, — сообщил я и добавил иронично: — Ты ведь не в ответе, с кем и чем торгует твой фрахтователь?
— Да мне плевать! — ухмыльнулся капитан и спросил, внимательно глядя мне в глаза: — Он точно заплатит золотом?
— Не сомневайся. У него свои золотые рудники. Чеканит монету, которая ходит по всей стране, — заверил я
Любой нормальный западноевропеец за золото душу продаст. Дело только в количестве. Судя по алчному блеску в глазах Антониу Перейры, он более, чем нормальный.
74
Как я и предполагал, Токугава Иэясу с радостью купил весь груз каравеллы, чтобы обзавестись пятью восьмифунтовыми (калибр сто пять миллиметров) пушками. Я пробовал изготовить трех- и шестифунтовки из бронзы, но у местных литейщиков не было опыта, получалось что-то непотребное. Однофунтовка (калибр пятьдесят миллиметров) — самое большое, на что они были способны. Установили на случай осады четыре таких на поворотных лафетах в башнях моего замка Тоёкава и десять — в Хамамацу. Использовать их в полевых условиях не имело смысла.
Теперь у нас была своя артиллерийская батарея. Пока шли выгрузка и погрузка каравеллы, я набрал и обучил расчеты. Командиром назначил своего старшего сына, объяснив ему, что будущее за пушками, что эта батарея может решить успех большого сражения, если будет стрелять картечью по плотным массам кавалерии и пехоты. Объявил это и зевакам, отирающимся рядом с полигоном, на котором проходили учебные стрельбы. Наверняка среди них есть синоби Хасибы Хидэёси. Я уверен, что, получив эту информации, он трижды подумает перед тем, как решится атаковать нас.