Когда я снова ощутил тело, то понял, что спал с открытыми глазами, при этом продолжая слушать, что там рассказывала бабуля, и даже ухитрялся кивать в нужный момент. Я растер лицо, уселся поудобнее в кресле, поправил бабушке подушку и попробовал уловить, на чем прервался бабкин рассказ. В голове было пусто.
Случайно ли так совпало, или так и должно было быть, но она как раз заканчивала рассказывать про конюшню и дедовы страхи. Мол, страхи эти со временем развеялись (или, я так думаю, он научился их держать при себе), хотя за хату все одно без крайней надобности старик не ходил. Так там все и заросло бурьяном.
Возможно, дед смирился с положением жертвы интриг. Начался новый период жизни на пенсии, и дед начал читать
Дед еще с вуза малость знал испанский, а как пришло время, взялся учить его как следует. Тогда, где-то в конце семидесятых, это было более чем рискованно.
С точки зрения бабушки, уж лучше тихо быть себе
Но дед, полагаю, понимал это и сам. И в качестве прикрытия (а может, это было настоящим призванием?) занялся переводом испаноязычной литературы. Причем творилось это прикрытие со знанием дела – дед выписывал литературные журналы, довольно долго переписывался с кем-то из членов Союза писателей, а однажды даже побывал на каком-то там писательском съезде. Где и познакомился со своим дружком по переписке – писателем-полиглотом без определенного возраста и с прошлым авантюриста. Бабка рассказала, что несколько раз этот писатель – «Вспомнила, Юрко его звали!» – приезжал к ним в село погостить. Писатель был простой и вежливый, что смягчило бабку и развеяло ее мрачные подозрения насчет дедовой антисоветской деятельности.
Следует сказать, что к ним в село в свое время приезжал-таки из города один кэгэбист. Походил по хате, присмотрелся, что где лежит, бабушка так перепугалась, что слова не могла вымолвить, так и простояла молча все время. А кэгэбист ничего вроде и не нашел, да и вообще вел себя так, будто заглянул на чай. Покрутился и ушел.