Намерение!

Реализовав последний пункт своего плана – сделав дорогой моей Гоце приятное, – я лежал на белых простынях, расписанных черными иероглифами, в тепле и уюте. Тихо играла музыка – мы запрограммировали аудиосистему на «sleep» через двадцать минут. Слушал музыку и, как в детстве, представлял себе картинки к ней. Вот горнолыжная база в швейцарских Альпах, теплая, с запахом сосны, наполненная красивыми и веселыми молодыми людьми. Вот я среди них, и Гоца вот, у меня на коленях. Играет «цик-цик» минимал хаус, добрый и непретенциозный, музыка отдыха, которую приятно слушать в конце дня, проведенного на лыжах и на свежем воздухе. Вот нам подают кофе с молоком, вот уже готов шведский стол, а вот и сами шведы, наши приятели, а это – наши приятели-немцы, а вот – наши приятели-французы, это все – канадцы, фотографы и диджеи, тоже целый день катались вместе с нами. Атмосфера товарищества, дружбы и заигрываний, но, конечно, мы с Гоцей друг друга ни на кого не променяем и, прежде чем пойти в номер и заняться сексом, будем вместе со всеми сидеть в гостиной, слушать музыку монреальских диджеев, и я буду держать Гоцу на коленях, нюхать ее шейку и представлять себе кое-что еще…

Да стоит ли мне муштровать себя дисциплиной, дабы засвидетельствовать алогичную инопланетную реальность, где ужас и холод? Разве нельзя мне жить в любви и наслаждении, как эти молодые люди – я и Гоца на горнолыжном курорте в Альпах, где тепло и душисто?

Да вправду ли я окончательно решил для себя, что счастье такого сорта для меня такое уж и лишнее?

Ой, тошно мне, ой, паскудно.

9

Изложив, так сказать, азы, при каждом удобном случае я возвращался к теме обратного взгляда. Про что я думать не хотел, так это про возвращение Гоцы в Канаду. Как мог, я старался зашифроваться от этого факта, притвориться, будто меня ее отъезд никак не затрагивает. Пока еще было время, больше месяца.

Но все же я должен был решить два важных вопроса, чтобы двигаться дальше.

Первое – Гоцу не отпускать, это уже забито. Пока буду жив, буду учить ее тому, что знаю, пока наконец она сама не начнет напитываться знанием прямо из Ниоткуда.

Второе – я собирался провернуть определенный маневр, какой именно – сейчас не скажу, чтобы не рассеять волю. Этот финт должен выкрасть Гоцу из поля зрения всех этих так называемых «друзей», облепивших ее своим клейким вниманием, которое потом придется ногтями, с кровью, отдирать от кожи долгими бессонными ночами.

(когда мы уже будем вместе, вместе)

– Это единственная вещь, которой стоит заниматься, – пояснял я Гоце, не засветив пока что всех карт. – Открывать для себя Мир таким, каким он является, во всем многообразии опытов. Не прятаться в маленьком уголке, – я обвел рукою помещение кафе, где мы сидели, хотя имел в виду гораздо больше, – не прятаться в уголке, а выйти на открытые просторы. Иные миры. Огромные, неисследованные. Новые закономерности. Иные, чем земные, принципы взаимодействий. Для творческого человека чего-то лучшего, чем открывать новое , и не придумать!

У меня самого захватывало дух, когда я представлял, насколько далеко можно зайти этим путем. Это ж, по логике вещей, однажды и не захочется возвращаться… Бесконечная тайна, пред которой все, что я знал и предвидел, – никчемный мизер.

О сила! Какие горизонты, какие дистанции для преодоления!

10

Гоца, однако, реагировала без особого энтузиазма. Чаще она держала свои мысли при себе – эти девушки всегда воспринимают новое с недоверием. Зато потом – ого-го, знай держи, чтобы не убежала.

На доступных примерах я демонстрировал ей иррациональный аспект мира. Самым главным я считал убедить ее, что видимая причина и видимое следствие – это два независимых события, скрепленные нашей волей. Мы часто сидели в кафе и наблюдали за людьми, а я при этом давал Гоце комментарии с позиций воли.

– О, супер! – воскликнул я однажды, когда официантка Юля едва не полетела кувырком со ступенек. Я подбежал к ней и спросил, не ушиблась ли она.

С победоносным выражением возвратился к Гоце, сидевшей за столиком у окна.

– Только что был отличный пример. Логично допустить, что официантка просто споткнулась на ступеньке и поэтому потеряла равновесие, не так ли?

Гоца согласилась, что так, все вполне просто и логично.

– Это, – продолжаю, – с точки зрения предметного материализма, могло случиться с каждым и где угодно. А с точки зрения временного материализма становится очевидно: Юля уже третий день подряд кладет в чашку с кофе по три ложки сахара вместо одной, как делала это всегда. Между прочим, класть три ложки она начала после того, как поссорилась с другом. Каждый, кто чувствует недостаток социальной энергии любви, ест много сладкого.

Далее я доступно разжевал Гоце, что дополнительный сахар в метаболизме системы создал определенное давление на совокупность памяти, которую мы называем «Юлей», причем влияние было таким сильным, что вывело систему из равновесия. Чтобы компенсировать давление с одной стороны, система прогнулась в другую, что в результате, в форме вещественных объектов, выглядело как ситуация неравновесия на лестнице. А поскольку Юля была невыспавшаяся, то есть процессы были лишены достаточного топлива сознания, она чуть не разбила себе нос. Если бы было больше внимания, этого не случилось бы.

– Разве не проще сказать, что Юля споткнулась, потому что не выспалась?

– Нет, это неправильно. Юля оказалась перед вероятностью споткнуться, потому что клала слишком много сахара в кофе. То есть она внедрила фактор нестабильности, и в конкретный момент система процессов «Юля» оказалась перед выбором: спотыкаться или не спотыкаться. Недосып забрал энергию, которая необходима для того, чтобы выбрать вариант «неспотыкания». Прочие факторы обусловили конкретное время и место возможной нестабильности.

– А если сказать коротко: была бы внимательной – не споткнулась бы?

– Хм, а я про что говорю? Но эту внимательность еще нужно добыть в борьбе. Она же вся разложена на процессы! Вот тебе и первое домашнее задание: выясни, на что ты тратишь время в продолжение дня. Определи, что тебе нужно, а что не нужно, и избавься от лишнего. Экономь время – оно и является смазкой, благодаря которой вращается мир.