Намерение!

Клизма вспотела. Людмила Ивановна втиснулась в кресло. Был бы директор, он бы расплакался. Он был старенький и всегда плакал, особенно на торжествах: «Я… Жуковский Аркадий Владимирович… (Пауза.)…Директор меднобуковской средней школы… (Плечи содрогаются.)…Почетный член Научного общества имени Тараса Шевченко… (Плачет.)».

А ответ вправду производил впечатление торжества. Он оказался исчерпывающим и шелковым, словно путь из варяг в греки (или куда они там ездили). Присутствующие в классе пораженно хлопали глазами. После такого рафинированного доклада про дополнительные вопросы не могло быть и речи. МНЕ ПОСТАВИЛИ ПЯТЕРКУ!

«Можешь ведь, если захочешь», – возвращая себе легитимность, ввернула Клизма. Она каллиграфически внесла оценку в табель, и от сияния этой чудо-пятерки синие чащи троек осветились благим барочным матом (предложение проработать самостоятельно).

Я махнул домой. Как и планировал, наелся.

В шестом классе после экзамена требуется еще семь дней практики на школьной делянке – исправительные работы в форме пропалываний, окучиваний и уборок. Но завхоз сказал: кто принесет в школу хорошие шесты для фасоли, тому он практику сразу и засчитает. Я, понятно, первым согласился и теперь собирался пойти в горы – куда-то далеко, аж до скал. А по дороге обратно нарубить завхозу шестов.

Сложил сумку, прихватил топор и помчался. А перед этим оставил отпадную записку всем родным и близким:

...

СДАЛ НА ПЯТЬ! БУДУ ЗАВТРА!

ПЕТРО

8

Так я понял, что в мою жизнь вступила новая сила.

На скалы я буквально влетел, как на воздушной подушке. «Летом энергии – мильон». Я услышал эти слова от знакомого (он боксер, много тренируется и знает, что говорит) и забыл, а теперь убедился в их правдивости. Сидя в тени скал, выступавших из мшистой земли, я попытался обдумать чудо, которое со мною стряслось.

Анализ не получился. Зато я еще больше удивился, когда ощутил, что могу припомнить какой угодно другой билет. Он появлялся у меня перед глазами, просто и понятно. Просто, как взлететь… словно у меня высвободились крылья, и я для пробы разок ими взмахнул.

Часа три я сидел и от нечего делать проверял память на разных мелочах: каких цветов полосы на Нелином халате, в сколько пучков сгруппированы ворсинки на зубной щетке, какой узор циновки на ступеньках между первым и вторым этажами, сколько ступеней между вторым этажом и чердаком и так далее. Я легко мог восстановить даже последовательность, в которой вызывал из памяти разный хлам. Это было просто, словно вертеть в руках кубик Рубика: повернул грань туда – получил одно, повернул сюда – видишь другое. Если ты чего-то не помнишь, достаточно покрутить головоломку туда-сюда, и, возможно, необходимое появится где-то там. Ловкость рук – и никакого мошенничества…

Все это было чертовски интригующим, но мне это легко далось, и я в свои одиннадцать долго не задумывался даже над этаким феноменом.

Глава II Зачем пацану память. Чужой на чужой земле

1

В следующий, седьмой класс я пришел уже одним из самых старательных учеников. Старательных в том смысле, что из моей жизни исчезли ситуации, когда меня вызывают отвечать, а я не готов.

Для запоминания страницы печатного текста мне достаточно было пробежать взглядом по диагонали, и она уже была «сфотографирована». Доходило до того, что я учил уроки на перемене (впрочем, как и большинство моих одноклассников). Тратил на это дело три, максимум пять минут. Мог рассказать длиннющий стих, едва просмотрев его.

Мог среди ночи сообщить площадь Мадагаскара: 590 тысяч кв. км.

Мог припомнить формулировки и доказательства всех теорем, которые от меня требовала школьная программа.

Я мог когда угодно назвать шесть первых степеней всех чисел до ста – это вообще поэма!

А чтобы поразить каких-нибудь простачков, мог целый день называть случайные цифры и выдавать их за число «пи» в бесконечности.

Спрашивается, чего нормальный человек может хотеть еще после того, как он получил такой шикарный аппарат, как память? Признаюсь, у меня совсем не возникало по этому поводу продуктивных идей. Подозреваю, что если бы такая память досталась какому-нибудь фантазеру, он понапридумывал бы таких чудес, что все только ахнули бы. А мне, кроме глупостей, ничего в голову не лезло.

* * *