Наместник ночи

Франциск пробрался по лестнице на второй этаж и, наконец, очутился у двери в спальню. Он чуть приоткрыл ее, проскользнул в щель, сразу же повернулся к кровати и замер.

Пустая.

Белеющее в темноте одеяло отброшено в сторону, простыня измята. Казалось, он покинул постель мгновение назад. Франциск кинулся на кровать и зарылся лицом в подушку.

Силы покинули его, и вдруг Франциск понял, что еще никогда не был таким уставшим…

Он оторвался от подушки и глянул на соседнюю: на белом валике ни вмятины, ни складки. Словно никто на ней не лежал. Словно любая память о Филиппе стерлась.

«Так это правда, – подумал Франц. – Значит, теперь… его… нет…»

Он уткнулся носом в подушку и горько заплакал.

Очнулся мальчик от скрипа. Он встрепенулся и резко поднял голову. Волосы спутались, засыпали лицо непослушными локонами. Он смахнул пряди, перекатился с живота на спину и сел.

В спальне уже было светло, на полу перемигивались солнечные зайчики. В саду слышалось пение птиц. А он все так же лежал в кровати, полностью одетый и даже в ботинках…

Ключ надрывно скрежетал в замочной скважине. За дверью послышался сердитый голос.

– Да что же это такое?

Дверь распахнулась, и в спальню вошла Делайла. Зажав в руке ключ так, что побелели костяшки, она впилась в сына острым взглядом.

Мальчик оторопел, облившись холодным потом. Как теперь объяснить свое исчезновение? Его, наверное, искали не одну ночь! Мать и тетушка, вероятно, и вовсе сочли его погибшим – может, подумали, что он убежал на речку и утонул или что его похитили цыгане…

– Франциск. – Мать скривила губы. – Объясни, каким образом дверь оказалась открыта?

– Чт… что?

– Я запирала тебя вчера вечером! – Голос матери резал словно нож. – А сейчас дверь открыта. А?

Вытянув шею, мать осмотрела сидящего в кровати Франца, задержала взгляд на его изодранных коленках и пыльных ботинках, еще сильнее скривила губы.

– Я… Я был…

– Ты что, снова сбегал ночью?

– Я ведь…

Как объяснить матери про Дверь, мир Полуночи, про исчезновение Филиппа?

Мальчик чуть повернул голову: нет, ему не показалось, соседняя подушка была пуста.

«Что же мне сказать ей?»

Но Делайлу, казалось, не волновало отсутствие Филиппа.

– Неужели ты снова сбегал этой ночью? Тебе не хватило того, что вчера мы с Мюриель чуть с ума не сошли, когда ты пропал на полдня? Ты уже не ребенок, Франциск! – Голос матери взлетел. – Ты должен понимать, что такое поведение только для детей! Я так переволновалась, что всю ночь не спала. Но ты по-прежнему делаешь то, что хочешь, и даже не задумываешься об остальных.

Делайла покачала головой, ее губы дрожали.

– Возможно, Мюриель права, и тебя стоит отправить в закрытую школу… Но боюсь, после того, что ты натворил вчера, она не станет просить за тебя полковника. И знаешь, я не могу ее винить.

Сказав это, мать тряхнула головой и вышла – сухопарая и чопорная, словно богомол.

Франциск сидел в кровати словно оглушенный.

До него медленно доходил смысл ее слов.

«Вчера мы с Мюриель чуть с ума не сошли».

«Я запирала тебя вчера вечером».

Неужели Франц сбежал… всего лишь вчера?

Но ведь в Полуночи сменилось множество лун с тех пор, как он открыл Дверь… а тут, в Англии?

Неужто прошла всего одна ночь?

Погруженный в раздумья, Франциск спустился по лестнице на завтрак. До него вдруг донеслись голоса из столовой, он застыл, вслушиваясь в разговор матери и тетушки Мюриель.

– Ты снова накапала ему в чашку того лекарства? – прогудел басок Мюриель.

Мать молчала. Тетушка самодовольно продолжила:

– Делайла, это пустая трата денег и времени! Дорогая моя, разве не видишь? Твой сын просто разбалован по самое не хочу. Придумывает себе всякую чушь! – Она фыркнула. – Я понимаю, почему ты не берешь его в гости к другим людям: что они подумают, услышав его бредни! Но все же поверь мне, дело вовсе не в болезни. Мальчик – фантазер и лгунишка! Капризный, своенравный – бог мой, да я век не видала таких детей. Как он не похож на тебя, Делайла. Видимо, весь в отца… Яблоко от яблони, верно люди говорят!

Тетушка издала циничный смешок. Франциск задрожал от гнева. Он ясно представлял себе лицо матери в этот момент: поджатые губы и окаменевшее лицо.

– Не церемонься с этим ребенком, иначе вырастет таким же беспутным, как его папаша! Ты ведь не хочешь этого, Делайла? Ты слишком жалеешь мальчишку, дорогая. – Тетушка попыталась придать своему голосу сочувственный тон, но вышло слишком наигранно. – Я понимаю, милая, вы пережили такую трагедию… Но все-таки, знаешь, это не повод баловать этого маленького эгоиста! Дети вообще легко привыкают к новым обстоятельствам!

– Обстоятельствам? – переспросила мать.

Ее голос почему-то тонко зазвенел, став таким непохожим на обычный. Тетка крякнула: видимо, поняла, что ляпнула не то.

– Трагичным обстоятельствам, – поправилась она. – Я знаю, как это тяжело для вашей семьи… Но прошло столько времени! Уже и ты, дорогая, должна прийти в себя.

Повисло молчание.

– Такое не проходит, Мюриель.

– Кто знает, кто знает… говорят, время лечит.

– Нет, – пробормотала мать. – Ничего не лечит.