Осинин, накануне окончательно уговоренный профессором («О,
На какое-то мгновение к низвергающемуся на эскалаторе телу Осинина даже возвратилась мысль. Она словно бы слетела откуда-то сверху, где все еще царствовало голубое, где оно поднималось все выше и выше, истончаясь в чистый и ясный свет.
«Может быть… у меня нет все же никакого рака?.. О, как бы это доказать… Спасти может только чудо… Олечка, где ты?»
Внезапно американо-тайваньская лента пошла, как сквозь пальцы, куда-то под пол, и Осинин был с силой выброшен в уже накопленные в пространстве нижнего перехода тела. Он был вжат в чью-то огромную спину. И мелко и дробно пошел, прижатый лицом к этой огромной спине, пока не начались ступени вниз, и спина идущего впереди не соскользнула.
Вдруг к Осинину повернулось лицо.
И удивилось:
– Так это ты?
Перед Алексеем Петровичем стоял господин Хезко, Тимофеев.
– Я…
Фантастическое чувство того, что… или того, как… вернее в смысле того, что нет у него никакого рака, охватило Алексея Петровича. И даже заставило его задрожать.
– Ты? – Осинин даже не выдержал и заплакал, как будто встретил отца родного. – Да откуда ты здесь взялся-то?
– А ты сам-то, сука родимый, откудова взялся?
Тимофеев широко радостно заулыбался и даже чуть не ебнулся со следующей узенькой ступеньки, оступаясь на какую-то маленькую сухонькую старушку.
– Яйца – мои! – грозно закричала старушка, поднимая над головой складную железную сетку с двумя, а может быть, даже и со всеми четырьмя десятками яиц.
Но Тимофеев и Осинин не обратили на нее никакого внимания. Через мгновение старушка уже была оттеснена толпой.
Они спустились по ступенькам на станцию и остановились у колонны.
– Значит, помнишь коня? – усмехнулся Тимофеев.
– Конечно, помню.
– Сожрали-таки, мерзавцы.
– Может, не до конца?
– Боюсь, что до конца. И даже кости растерли и закатали в какую-нибудь пиццу.
– Эк, брат, какое печальное у тебя настроение, – сказал тут Осинин и тяжело вздохнул. – Похоже, печальнее, чем у меня.
– Ну, так что? – сказал тогда Тимофеев, переходя сразу к делу. – По бутылочке пивка?
И, подобно двум золотым рыбкам, чтобы исполнить чьи-то желания, они поднялись из глубин. И когда выплыли из метро, то ничего такого низкого, черного и горизонтального над ними уже не было. А было лишь вертикальное и голубое.
Глава одиннадцатая
Логос, однако, странная вещь и подвигает он не только мужчин, но и женщин. Хотя женщин, конечно, через посредство мужчин. Обычно они сами вдвигают логос в женщину, но иногда бывает и так, что в отсутствие мужчин он продолжается двигаться в них и сам.