Был уже полдень, Альберт Рафаилович чистил ноготки в ожидании Алексея Петровича. Тут надо, однако, добавить, что грязь под ногтями не всегда есть признак нечистоплотности. Грязь под ногтями может быть и у министров, ведь в силу нехватки времени министры стригут их редко. Ногти, правда, сами напоминают о себе. Ногти вдруг неожиданно щелкают и ломаются (очевидно, из-за нехватки кальция в организмах министров). И тогда беднягам приходится незаметно их обгрызать. Делают это министры обычно в министерских туалетах, в отдельных кабинках. После чего, конечно же, стирают неровности ногтей о специальные зарифленные полотенца, заботливо повешенные тщательно проверенным персоналом. Хотя грязь (так громко хрустящую при обгрызании, что сей бдительный персонал даже с тревогой заглядывает в монитор) лучше выскребывать и выковыривать заранее. Да и выковыривать впрочем гораздо проще, чем обгрызать. Ведь для чистки ногтей – вот именно что! – достаточно собственных же ногтей. Сидишь себе, допустим, на заседании. Опустил незаметно руки под парту и шуруешь там ногтями, глядя на других министров ясными и светлыми глазами. Даром, что и у них тоже руки под партами.
Альберт Рафаилович министром, конечно, не был. Но в чистке ногтей, так же как и в ковырянии в носу, толк знал. И, благо Алексей Петрович почему-то опаздывал, Альберт Рафаилович так дунул на свои ногти, очищая их окончательно от грязи, что тут даже возьми и отклейся его усы.
И, как назло, в самый этот неудачный момент в дверь и вошел Осинин.
Вид болтающихся под носом усов и дующего, что есть силы, на свои длинные ногти Альберта Рафаиловича так его поразил, что он даже отступил назад, прикрывая опять дверь.
«Тотем! – промелькнуло в мозгах. – Тотемом гипнотизирует, гад. Двоит тотем!»
Демоний, как назло, не подсказывал, что надо делать.
Но Алексей Петрович все же и сам собрался с духом и с грохотом снова распахнул дверь.
Альберт Рафаилович извиняющее заворчал, быстро манипулируя пальцами под носом, водружая мохнатые усы обратно.
– Здравствуйте, уважаемый! – сконфуженно продудел наконец он.
Усы невозмутимо блистали из-под носа.
Алексей Петрович замер. К нему возвращался бессмысленный смысл.
«Приклеил, сука».
Словно бы и не своя – но все же безусловно своя! – выдвинулась откуда-то снизу рука. Она потянулась к фальшивым усам. Алексей Петрович потянулся за истинностью руки.
– Э-э… Вы чего это? – поежился Альберт Рафаилович и зашевелил усами. – Бр-р! Бр-р!!
Подхватив тлеющую трубку, он быстро затянулся и выдул навстречу руке Алексея Петровича облако табачного дыма. Но рука продолжала невозмутимо протягиваться и протягиваться сквозь дым.
– О, Боже! – воскликнул тогда Альберт Рафаилович.
Надгубье его искривилось, и проклятые усы отскочили вдруг с каким-то глупым щелчком.
– Что это? – ледяным тоном сказал Алексей Петрович.
– Э-это?.. Усы.
– Усы?
– Да, усы.
Альберт Рафаилович как-то по-бабьи заморгал, и нос его покраснел.
– А зачем они вам? – тихо спросил тогда Алексей Петрович.
Перед ним все еще был не просто Альберт Рафаилович, а грозный Навуходоносор, знаток его душевных секретов – при галстуке, в пиджаке и с крупным малиновым носом. Настольная лампа по-прежнему сияла в начищенных до блеска ботинках, а по икрам поднимались черные и безжалостные носки. О, это все еще был Навуходоносор! Хоть бы и с отклеившимися усами.
Альберт Рафаилович тяжело задышал, готовясь к самому худшему.
– Они… мне? Да они… это, – он вдруг засмеялся, воровато оглядываясь. Вокруг молчаливо и грозно высились парты. – Да мне их… подарили на день рождения!
А Алексей Петрович уже медленно готовился к прыжку.
– А, может быть, на день смерти?
– Мне сказали, что мне это идет!
Альберт Рафаилович отступал, пытаясь мягко втиснуть свои полноватые формы в пустые парты и протиснуться между ними к двери.
– А зачем? – вкрадчиво улыбаясь, спросил Алексей Петрович.
– На… на пользу анализа.
– Какого еще анализа?
Алексей Петрович замер. Сквозь щели в бессмысленности смысла он наблюдал. Наблюдал, разумеется, не он один. Наблюдал и его демоний. Оставалась секунда, может быть две.
– Психоанализа!
– Да чё ты меня все дуришь с этим своим психоанализом! – страшно закричал тут Алексей Петрович. – Что же это за психоанализ такой, если я в результате твоего анализа теряю жену?!
– Эт-то не моего. Эт-то оригинальное учение Зигмунда Фрейда…
– Оригинальное? Да врешь ты все, жопа еврейская! А как же майевтики Сократа?
– Сократ? Но он ведь, как известно, был одержим демоном…
– Демонием!
– Ну хорошо, пусть демонием…
– Который есть у каждой человеческой души! А от сократовского пошла вся новейшая философия! В том числе и твой психоанализ!
– Ах вот вы куда? – рассмеялся тут Альберт Рафаилович. – Опять за свое, опять за чудо?