Нансен. Человек и миф

«Что касается Яльмара Юхансена, — пишет П. Э. Хегге, — то, когда он плёлся вслед за Нансеном к Северному полюсу, его волновали исключительно насущные и практические вопросы. Им удалось отправиться в путь только с третьего раза — и надо было поспешать. Когда Юхансен 31 марта свалился в полынью и промок до нитки, Нансен невозмутимо продолжал идти дальше, дав поняв спутнику, что и он должен сделать то же самое, несмотря на тридцатиградусный мороз (сорокаградусный, по словам Юхансена). Юхансен намекнул на то, что он был бы не прочь избавиться от ледяного панциря и переодеться в сухое. Но Нансен не хотел терять времени, он обернулся и воскликнул с досадой: „Ты же не баба!“ Юхансен с трудом сдержался, но, поскольку сомнений, кто главный, не было, путь они продолжили, пока не пришло время разбить лагерь. Здесь Юхансену пришлось латать свои водонепроницаемые брюки, потому что, промокнув и замёрзнув, они порвались на куски. Через год он припомнит Нансену эту реплику. И Нансен раскается в ней.

Но в книге об экспедиции на Северный полюс Нансен не упоминает ни это раскаяние, ни сам эпизод. И лишь через 20 лет, осенью 1933 года, он напишет статью в память о Юхансене, своего рода запоздалый некролог. Статья была напечатана в ежегоднике Норвежского географического общества через несколько месяцев после того, как отверженный, спившийся и отчаявшийся Яльмар Юхансен покончил с собой. Нансен написал следующее:

„Это было, наверное, год спустя, когда мы лежали в нашей хижине на Земле Франца-Иосифа. Юхансен был очень немногословен в последние несколько дней; и вдруг он сказал мне, что никак не может забыть одну вещь — как я тогда на Севере во льдах обозвал его бабой, ибо, как ему кажется, он этого не заслужил. Я вспомнил давно забытые, но сказанные мною слова. Он, конечно, был прав, он их не заслужил. С тех пор я этого никогда не забывал“».

Нансен и Юхансен неоднократно проваливались сквозь молодой лёд, обмораживали пальцы на руках. Температура постоянно держалась между -40 и -30 °C. Легко им не было. Спальный мешок был скорее иллюзией тепла: однажды ночью Нансен проснулся оттого, что обморозил кончики пальцев на руках.

По мере продвижения к полюсу (а дело шло очень медленно) лёд никак не улучшался. Собаки слабели. И путешественникам пришлось 24 марта убить первую собаку, освежевать её и бросить на прокорм другим собакам. Поначалу далеко не все собаки «соглашались» есть своего сородича, но в конце концов предпочли съесть собачье мясо, нежели оставаться голодными.

С точки зрения гуманности можно было бы возражать против такого живодёрства, и спустя много лет сам Нансен признавал, что это была одна из самых тяжёлых обязанностей во время броска на север. Но без таких методов были бы невозможны как экспедиция самого Фритьофа, так и последующие — например, поход Р. Амундсена к Южному полюсу.

Лёд становился всё тяжелее — торосы, трещины, бугры. Расчёты Нансена не оправдывались, и он жалел, что не принял во внимание предупреждения русских исследователей о трудностях езды на собаках по ледяным полям. Кроме того, стало понятно, что лёд под ними часто дрейфовал в противоположную от полюса сторону.

3 апреля Фритьоф пишет в дневнике: