Нантская история

Можно встретить и женщину-сервуса, но за нее редко дают хорошую цену, хотя и на такое встречаются любители. Говорят, у баронессы Лаудон вся комнатная челядь в палаццо состояла из сервусов женского пола. Горничные, уборщицы, швеи, даже фрейлины. Баронесса обиделась на весь человеческий род за какую-то учиненную ей в молодости обиду и с тех пор, поговаривают, доверяла только мертвецам. Когда ее казнили вслед за мужем, уличив того в государственной измене, господин императорский палач припомнил ей и это.

Еще, говорят, какой-то прыткий хитрец в Геранде умудрился наладить целый подпольный бордель, оснащенный сервусами. Находка была так оригинальна и пользовалась такой небывалой популярностью у тамошних мужчин, что граф Нантский изволил хохотать до слез, прежде чем приговорить сообразительного подлеца к кипячению в масле.

Улицы о многом могут рассказать, надо лишь понимать их язык и не чураться обращать к их изъязвленным смердящим устам уши.

Клаудо Бальдульф купил по случаю, и весьма удачно, за один полновесный солид. Купил не для себя, сам-то он играючись управлялся со всеми делами, и работал за троих, а для меня. Клаудо был моим личным пажом, он служил моими руками — вместо тех бледных никчемных отростков, что безвольно лежали на простынях. Обтирал меня, подавал вино и еду, запирал двери, одевал, укутывал одеялом. Иногда я задумывалась о том, каким был его путь, приведший его в конце концов в старый полуразвалившийся дом на окраине. Был он дьяволопоклонником, отринувшим все святое и подчинивший свою душу адской геенне? Ворожеем, творившим из крысиных потрохов и вороновых перьев проклятые зелья для причинения болезней и горестей? Может, предал своего хозяина, нарушив данное единожды слово? Клаудо хранил этот ответ в себе и не торопился делиться им с кем попало. Как и я, он выработал особое отношение к окружающему миру и, сам беспомощный, навсегда отгородился от него невидимой стеной.

Когда с улицы вошел Бальдульф, я уже почти успела вогнать себя в гроб горестными мыслями. Три стакана вина с корицей поневоле настраивают на меланхоличный лад, а уж в одиночестве… Увидев его заросшую густым волосом голову на могущих плечах, его широченный торс, перетянутый старым кожаным солдатским ремнем, его могучие руки, бережно прикрывающие дверь, я так расчувствовалась, что даже защекотало в глазах. Он вошел — этакий нарочно неуклюжий, покрытый капелью медведь, пахнущий уличной сыростью, дымом, взъерошенный, грузный, по-звериному осторожный…

— Слава Богу, явился! — возглас сам вырвался наружу, как пташка в распахнувшуюся дверь клетки.

Бальдульф взглянул на меня и его вечно смеющиеся серые глаза подмигнули мне.

— Конечно, я. А ты кого ждала, королевна спящая, мантикору?

— Мантикор не существует, — сказала я, уже стыдясь своей радости, — Это сказки для детей.

— Вот еще сказки! Один мой знакомый валлиец клялся, что подстрелил одну на охоте. Он отрезал ей лапу и засолил ее, а потом она спасла его от слепоты.

— Не бывает никаких мантикор, Баль. И ничьими лапами не излечить слепоты.

— Ну, ты у нас грамотная, тебе и решать, чего там бывает, — проворчал Бальдульф, — Тогда, может, скажешь, что и этого мяса, что я в руках держу, не бывает? И если его не бывает и в руках у меня один морок и наваждение, то куда тогда подевались мои пять медных ассов, а?

— Ты нашел мясо! Ты молодец, Баль! Ты лучший охотник в этом трижды проклятом городишке!

— Охотник не охотник, а поторговаться пришлось… Мне эта треска уже поперек глотки встала, признаться, следующую уже пришлось бы сапогом внутрь заколачивать. Так что пришлось… Ну, завтра пенсия должна поспеть, не помрем же мы с одной медяшкой в кармане — да с мясным пирогом, а?

— Не помрем, — сказала я, улыбаясь, — Наверняка не помрем.

Я прекрасно понимала, что мясо предназначалось в первую очередь мне. Бальдульф, и так неприхотливый в отношении еды, мог питаться хоть месяц напролет черствым плесневелым хлебом из отрубей и желудей. Но мне голодать он никогда не позволял.

— Поболтал с соседями, и на рынке… — он водрузил свою добычу на стол и с удовольствием поглядел на нее, — Рассказать чего?

— Расскажи. Мало ли что с миром творится, пока я здесь кости свои пролеживаю.

— С миром ничего не творится, он, как и раньше, самый бессмысленный, рехнувшийся и злобный мир из всех, сотворенных Всевышним.

— Тогда меня устроят городские новости.

— У тебя же есть новости, там, — Бальдульф ткнул в экран либри-терминала.

— Там не те новости, Баль. Точнее, не те, которые бы я хотела знать. Пишут, например, что сегодня маркиз Эдесский дает бал в честь совершеннолетия своей дочери, по этому поводу в его палаццо ожидается весь высший свет графства.

— Хорошо бы туда фугас, да потолще…

— Епископ из Барселоны повелел внести в Высочайший Реестр одобренных Церковью технологий ионизатор воды малого цикла с замкнутым контуром.

— Молодец епископ. Жаль, за него не порадуются те тысячи бедолаг, которых за очистку воды с его помощью последние двадцать лет приговаривали к наложению Печати покаяния…