Наоми

Глава 15 Дверь двенадцатая – «Пустая забава»

О, дети роскоши и неги,
Бликуя лицами на небе,
Вы забываете о том,
Что спросят с Вас в краю ином.

Наоми Томпсон-Саммерс

Чем ближе была красная комната, тем сильнее ощущалась боль, пронизывающая насквозь моё тело. Я повторяла сама себе одну короткую фразу: «Так должно быть, это всё не напрасно!». От этого боль, конечно, не уменьшалась, но силы, превозмогающие её, значительно увеличивались. Прикрывая дрожащими, покрытыми чешуёй с небольшими торчащими кое-где отростками, руками глаза, из которых буквально струились потоки грязно-кровавой жидкости, я слепо продвигалась к выходу из пространства одиннадцатой и самой мучительной, как оказалось, для меня двери.

Вылетев из мутной серо-коричневой массы и упав сразу же возле злополучной двери, моё сознание как юной семнадцатилетней девушки Наоми было бесследно разрушено, ничем и никому не напоминая о существовании прошлой моей жизни, какой бы сложной и витиеватой она ни была.

– Вот ведь чёрт! – Лорд вскрикнул от одного только моего вида.

Конечно, моё и без того измученное и обезображенное лицо вызывало бы у всех отвращение, а теперь, когда мои жёлтые, мутные и застланные третьим веком глаза ящерицы были вдавлены в голову настолько сильно, что их даже не было видно, вообще на меня было страшно взглянуть. Но изюминкой этого изменения был не сам факт углубления глаз, а то, что они могли выкатываться наружу тогда, когда я вдыхала запах свой новой жертвы. Теперь, после того, как моё сердце перестало биться окончательно, я жила лишь инстинктами. Идеальная машина для убийств – бездушный отвратительный монстр – вот в кого в итоге я превратилась, а, если честно, то я им и была, только теперь мой внутренний мир и внешняя оболочка стали едины.

– Наоми, как же ты так? – Лорд пытался меня поднять на ноги, но я отвечала ему лишь коротким шипением. Мне незачем было вставать, жертвы-то рядом не было? – Ещё же целых две двери! Как ты будешь их проходить, если тебе чужды эмоции и здравый человеческий смысл? Ты же душевно мертва!

– Я, – скрипя зубами, выдавливала слова, – не, – проглатывая скапливающуюся во рту грязно-кровавую слюну, – могла, – подавляя шипение, – по-другому.

Это будут последние слова, которые я произнесу Лорду в этой красной, забытой Богом и Дьяволом, комнате. Наоми Томпсон-Саммерс больше нет, есть лишь монстр, который будет охотиться за чужими не всегда в чём-то повинными душами.

Лорд подхватил меня на руки и, больше не говоря мне ни слова, просто швырнул меня в открытую им же двенадцатую дверь. Говорить было бессмысленно, я всё равно ничего уже не понимала, а проходить испытание до конца всё же требовалось просто лишь для того, чтобы наконец-то покинуть это ужасное место и оказаться в новом, но, по сути, таком же не очень приятном на вид постоянном пристанище.

Теперь людям, в чьё тело я попаду, будет сложнее вдвойне. Мне знакомы теперь лишь инстинкты, а им часто не хватает материи тонкой души, которую дать им теперь я буду не в состоянии. Я могу лишь усугубить их пагубные стороны, усилив их обычными животными желаниями и позывами. Так, в принципе, я и сделаю, и с каждым разом это будет выглядеть всё хуже и хуже. Зато никаких ощущений, только что была в комнате, а сейчас я уже в теле какого-то солидного сорокалетнего мужика. Оказывается, и в жизни без чувств есть свои плюсы.

– Мистер Шелдон, в приёмной вас ожидают директор Национального парка «Дыхание ветра» и главы юридического и финансового отделов «Селебрити», – нежный голосок и не менее миловидное личико моей секретарши оповестили меня о прибытии долгожданных гостей.

– Пусть войдут, Дороти, – кивнул ей в ответ с наглой и самодовольной улыбкой на своём нахальном лице, – сегодня я тебя не буду задерживать. – Девушка, покраснев, быстро сбежала в приёмную, не желая больше говорить мне ни слова.

Я был ужасным боссом, что ни говори. Часто злоупотреблял своей властью. Взять хотя бы милую девушку Дороти родом из бедного захолустного края, которая, не имея должного образования, была вынуждена работать на меня, терпя все мои домогательства, в том числе и сексуальные, лишь бы помочь своей матери прокормить восемь младших братьев и сестёр. Их отец умер на собственной только что выкупленной ферме от сердечного приступа во время первого посева семян. Вложив все свои деньги в этот проект, он не успел даже запустить его толком, оставив свою семью без копейки, но с перспективой развития, на которую, как ни странно, так же нужны были деньги. Поэтому Дороти, которая была вообще единственной, кто работал в этой семье, была для них на вес золота, сама не имея даже малейшей возможности на собственную свободную жизнь. Меня же лично это устраивало. Она – молчаливая, терпеливая и никому и никогда ни о чём не рассказывающая девушка, была просто находкой для такого, как я.