Наощупь

— Думаю, тебе сейчас стоит побыть одной. Вдруг что-то получится?

Я соглашаюсь со Стеллой коротким кивком головы, а после, опомнившись, кричу ей вслед:

— Подожди! Подожди… Скажи, вы ведь можете открыть его кабинет?

— Конечно.

— Тогда я лучше там побуду. Можно?

— Несомненно. Пойдем…

Минуту спустя я закрываю за собой дверь кабинета. Медленно по нему прохожусь. Веду пальцами по предметам, которых и он касался. Я в таком ужасе, что хочется выть, но, заткнув глотку всем своим страхам, я медленно опускаюсь в кресло Степана. Закрываю глаза. Заставляю себя расслабиться, поначалу это дается мне нелегко, но в процессе все становится на свои места. Дышу, как Степа меня учил. Размеренно — вдох, выдох. Вдыхаю знакомый аромат септиков и моего любимого… И тело окутывает спокойствие. Нет ничего, кроме этого. Я забываю о проблемах, о страхах, я абстрагируюсь от мира вокруг, ведь в этом весь смысл — чтобы сосредоточиться на одном, нужно забыть о другом.

И у меня получается. Золотоликое божество. Наш Эгрогор. Границы моего собственного сознания размываются. И я впитываю в себя информацию нашего воплощения, как сухая земля — летний дождь. Я спокойна. Я безмятежно спокойна, как и Степан в том месте, где он находится. Из кабинета выхожу, улыбаясь краешком рта. С меня еще не спала эта нега, и возмущение в душе еще не поднялось.

— Ты что-нибудь выяснила?

— Ага. Поехали…

— Как поехали? Куда? — всполошилась Стелла.

— К Степану. Да не переживай так, с ним будет все хорошо.

Должно быть, я выгляжу как блаженная. Степкина подруга искоса поглядывает на меня всю дорогу, в то время как я уверенно веду машину.

— Полиция? Степан в полиции?!

Пожимаю плечами, неторопливо отстегиваю ремень и спрыгиваю с высокой подножки прямо в мелкую лужицу на асфальте. Поднимаю взгляд. В небольшой просвет между крыш высоких серых домов мне ласково улыбается солнце. Небо такое синее, что кажется, кто-то неосторожный пролил на него лазурь. В моих ушах звенит смех. Может быть, этот кто-то теперь смеется над своей шаловливой проделкой, притаившись за вон тем розовым облаком, обрывок которого только-только показался на горизонте?

Встряхиваю головой. На спине под распущенными волосами в мелкий прозрачный бисер собирался пот. Зной умер накануне, сраженный внезапным дождем, и еще не родился вновь, но мне все равно жарко. Это жар идет изнутри, как будто мое сердце превратилось в огромный пылающий факел. Бисер витиеватым узором ложится между грудей. Перебрасываю волосы на плечо и, наконец, перевожу взгляд на крыльцо. Пора.

Дверь открывается. Сначала появляется невысокий сухопарый мужчина. Его цепкий взгляд явно выдает в нем человека отнюдь непростого, наделенного властью, а следом за ним выходит Степан. Он слепо ловит мой взгляд. Тут же. Одно мгновение… Я знала, что иначе не будет. Мы замираем каждый на своем месте, глядя другу другу в глаза.

— Испугалась?

— Немножко. С тобой хорошо обращались?

— Конечно… Не стоило тебе сюда приходить.

— Вот еще… Иначе я не могла, и ты бы не смог.

Молчит. Мы вообще не произнесли ни звука. Слова рождаются где-то там, где, кроме нас, никого нет. Ветер подхватывает концы тонкого шелкового шарфа, которым я прикрывала следы его страсти, и они, как змеи, взмывают в воздух. А уже через секунду сильные руки Степана, подхватывают меня. Смотрю из-за его плеча на приближающегося мужчину.

— Спасибо, — шепчу ему, едва слышно.

— Не стоит благодарности.

Степа касается губами моего виска:

— Это Сан Саныч, мой командир. Он мне… он мне помог немного.

— Я знаю…

— Хорошо, — улыбается во весь рот.

А я качаю головой из стороны в сторону, раздираемая тысячей противоречивых эмоций. Мне хочется прокричать: ну, что здесь смешного, дурья твоя башка?! Но еще больше хочется сжать в объятьях и остаться в них навсегда.

Степан радуется, что я стала сильнее и сумела почувствовать… нас. Я же радуюсь, что, несмотря ни на что, он в порядке.

— Ну, что, тогда по машинам? — прерывает наше молчанье Сан Саныч. Я отвожу взгляд от Степана, протягивая руку с брелоком от машины Стелле:

— Сможешь повести?

К спорткомплексу нас подкидывает молчаливая подруга Степы. Изредка она бросает в нашу сторону взгляды, но все больше — внимательно следит за дорогой. Домой к Степану идем пешком. Этот путь известен ему до последней кочки, и поэтому он не нуждается в моих подсказках.

— Не говори ему ничего. Не связывайся, — вдруг предостерегает меня Степан.

— То есть, как это — не говорить? Тебе подбросили наркотики, Степан! Разве ты не понимаешь, что это сделано по указке Голубкина?

— Понимаю. Он меня и пытал.

— Что делал? — внутри меня с противным звуком обрывается тонкая, натянутая до звона нить.

— Допрашивал. Меня допрашивал он!

— Ты же сказал: пытал? Он бил тебя? Издевался? — я сыплю вопросы один за другим, а Степан снова во весь рот улыбается.

— Он? Меня? — насмешливо уточняет он.

— Степа! Это ни черта не смешно!

— Не ругайся…

— Не ругаться? Тебе всё шутки?!

— Нет. Не шутки. Но он бы, правда, не смог бы меня одолеть.

— В честном поединке! А в наручниках и противогазе?!