Нападающий

— Может быть. Но могу ли я признаться в чем-то?

— Всегда.

— Иногда… — Ее улыбка померкла. — Я так завидую своим ученикам, что не могу дышать. Я хочу, чтобы они были счастливы, и я действительно горжусь их успехами, но бывают дни, когда я смотрю на них и вижу не только их потенциал, но и потенциал, который был у меня. У них впереди вся карьера, блестящая и незапятнанная, в то время как у меня — нет. Это неправильный способ думать о вещах, но это может быть… трудно жить в тени, когда я всю жизнь тренировалась быть в центре внимания. — Ее щеки покраснели. — Я знаю, что это заставляет меня звучать как ужасный человек. Я их учитель. Я не должна завидовать подросткам. И я не чувствую этого все время. Но в плохие дни это может заставить меня скатиться вниз.

— Это человеческие чувства, — мягко сказал я. — Как ты сказала, они нормальны, и ты не пытаешься саботировать своих учеников. Тебе позволено чувствовать то, что ты чувствуешь.

— Я знаю. Но легче давать советы, чем следовать им. — Скарлетт поиграла краями салфетки. — Эмма, одна из моих лучших учениц, получила роль «Феи Драже» на школьном спектакле в этом году. Она хочет, чтобы я присутствовала на открытии. Спектакли для сотрудников проходят в школе, но спектакли для студентов проходят в Уэстбери, и я не могу заставить себя пойти туда.

Уэстбери был одним из ведущих мест для исполнительских искусств в Лондоне. Я никогда не был там на шоу, но постоянно проходил мимо.

— Я ехала на выступление в Уэстбери, когда в нас врезалась другая машина, — тихо сказала Скарлетт. — Там же я получила свой первый восторженный отзыв о своем выступлении в «Лебедином озере». Этот отзыв сделал меня знаменитой. Во многих отношениях Уэстбери — главный символ моей старой жизни, и с тех пор, как я попала в аварию, я не могла даже ступить к нему ногой. Слишком больно вспоминать, что было раньше.

Ее глаза были за тысячу миль от меня, и я позволил откровениям ночи укорениться вокруг нас, вместо того чтобы нарушить их немедленным ответом.

Иногда слушать было лучше, чем говорить.

Остатки нашего ужина давно остыли. Часы тянулись к неприлично поздней половине ночи, но я цеплялся за каждую минуту, как будто она была последней.

Если бы я мог остаться на этой крыше со Скарлетт навсегда, я бы так и сделал.

— Мне жаль, — сказала она после долгого молчания. — Каждый раз, когда мы идем на свидание, я заканчиваю тем, что все становится таким удручающим.

— Не извиняйся. Я не лучше, — сказал я. — Помнишь, как я привез тебя в Холчестер и вывалил на тебя травму в моей детской спальне? Это было весело.

Ее смех прогнал меланхолию и вызвал на моем лице ответную улыбку.

— Не то, чтобы меня угнетало узнавать о тебе все это, — сказал я. — Я хочу узнать тебя получше. Хорошее, плохое и все, что между ними.

Выражение лица Скарлетт сменилось другой, более мягкой улыбкой.

— Ашер Донован, я так ошибалась на твой счет в самом начале.

— Большинство людей такие. Я даже более красив, обаятелен и остроумен, чем они могли себе представить.

— Ты забыл, скромный.

— Очевидно. Это врожденное.

Она снова рассмеялась, и все, что мы хотели сказать, было передано посредством наших долгих, пристальных взглядов через стол.

Наши отношения строились на невысказанных словах. За последние два месяца мы научились лучше их выражать, но все еще оставалось несколько слов, которые были заперты во мне.

Три, если быть точным.

Я приберегал их для другого раза, когда перспектива раскрытия наших отношений ее брату не затмила горизонт, как грозовая туча.

А пока я просто наслаждаюсь последними часами в Японии со Скарлетт и позволяю будущему позаботиться о себе самому.

ГЛАВА 37

Благодаря разнице во времени (Япония опережает Великобританию на восемь часов) мы вылетели из Токио в воскресенье утром и приземлились в Лондоне около полудня.

Поздний ужин, ранний подъем и смена часовых поясов — все это сбило мой организм с толку и заставило его не понимать, что и когда ему следует делать, поэтому я выбрала безопасный вариант и проспала большую часть полета.

Когда мы приехали в Лондон, я пошла к Ашеру домой, вместо того чтобы сразу пойти себе. Винсент должен был присоединиться к нам на завтрашней тренировке, и я хотела попрощаться с нашей студией.

Это прозвучит глупо, но студия была нашим личным маленьким Эдемом в течение двух месяцев. Она заслуживала надлежащего прощания.

— Как он отреагировал, когда ты сказала ему, что мы все это время тренировались у меня дома? — спросил Ашер, пока я проводила руками по гладкому деревянному станку.

Я поморщилась.

— Эм, никак. Он думает, что мы тренировались в КАБ.

Брови Ашера взлетели вверх.

— Я знаю, я знаю. — Я бросила станок и скрестила руки, ненавидя себя за ложь, которая наваливалась на меня. Зрелым поступком было бы сказать Винсенту правду. Сначала мы сменили студию из-за папарацци, а не потому, что пытались улизнуть на еженедельные рандеву.