Нападающий

— Как будто хорошо провела время. Ты видела ту историю несколько лет назад о звезде мыльной оперы, которая с ним спала? Она сказала, что он делает невероятную вещь своим языком…

— Карина.

— Я просто говорю, что есть документальные доказательства того, что этот мужчина — бог в постели.

— Это еще одна причина, по которой я никогда не буду с ним спать. Даже если бы я его не тренировала, и он не был бы заклятым врагом Винсента, я бы никогда не смогла замутить с другим футболистом. Они трахальщики, а те немногие, которые таковыми не являются, уже заняты.

Мой бывший мне не изменял, но ему потребовалось меньше месяца, чтобы сделать шаг вперед после наших длительных отношений — помимо всего прочего.

Брови Карины нахмурились. Она мгновение рассматривала меня поверх края своей кружки, прежде чем поставить ее на стол с тихим вздохом.

— Ты не можешь позволить одному плохому бывшему навсегда испортить твое мнение о противоположном поле, — мягко сказала она. — Не позволяй ему иметь над тобой такую ​​власть.

— Дело не в противоположном поле. Дело в профессии.

Она пригвоздила меня своим фирменным взглядом — не смей мне врать. Я ответила взглядом — мы уже говорили об этом, так что не смей меня толкать.

Раньше я закатывала глаза на шаблонных персонажей, которые «никогда больше не смогут полюбить», потому что какой-то придурок разбил им сердце. Каждый хоть раз в жизни страдал от разбитого сердца, верно? Переживи это и двигайся дальше.

Только когда я сама это испытала, я поняла, что они чувствовали. Когда тебя предал тот, кому ты полностью доверяла, было трудно снова потерять бдительность.

Теперь я повсюду вижу потенциальную опасность, и я предпочту пресечь ее в зародыше, чем потом сожалеть.

Мои чувства к Ашеру были сложными. Сложность никогда не была хорошей.

Тем не менее, кое-что из сказанного им вчера вечером не давало мне покоя.

— Могу ли я спросить тебя кое о чем? — спросила я, после того как мой взгляд на Карину растворился в молчаливом перемирии.

— Всегда.

— Как ты думаешь, стоит ли мне попробовать себя в спектакле в этом году?

Выражение ее лица сменилось на нейтральное.

— Это зависит от обстоятельств, — сказала она после показательной паузы. — Это то, что тебя интересует?

Я ковыряла тост.

— Может быть.

— Ты говорила со своим врачом о том, чтобы снова заняться танцами?

— Нет. — Я измельчила свой несчастный тост на еще более мелкие кусочки. — Как думаешь, мне стоит?

Карина все эти годы поддерживала мое решение воздержаться, но она никогда не высказывала своего личного мнения по этому вопросу.

Она снова поднесла кружку к губам.

— Я думаю, тот факт, что ты вообще об этом думаешь, и есть твой ответ.

* * *

Слова Карины и Ашера не выходили у меня из головы все оставшиеся выходные.

В воскресенье вечером я записалась на виртуальный прием к врачу.

В понедельник утром я встретилась с Лавинией в ее приемные часы и обсудила возможность присоединения к спектаклю сотрудников, прежде чем я потеряла самообладание.

Как оказалось, мне не стоило беспокоиться.

— Прослушивания закончились на прошлой неделе.

Резкий вдох выдал мое удивление.

Я еще не получила одобрения своего врача. Также был шанс, что моя новообретенная мотивация выдохнется, и я пожалею о своем решении к моменту начала спектакля.

Но если это так, почему я была так разочарована?

Лавиния изучала меня, ее глаза были острыми и знающими за очками.

— Есть ли причина, по которой тебя так интересует этот спектакль? Ты отказывалась участвовать каждый год.

— Мне нравится хореография «Лорены»? — Это прозвучало скорее, как вопрос, чем как ответ.

Изящная дуга бровей Лавинии свидетельствовала о ее скептицизме.

Я не могла ничего ей передать, поэтому, несмотря на камень в животе, я объяснила свои доводы и сосредоточилась на своем желании снова выйти на сцену, хотя бы на одну ночь. Надеюсь, она не уловила моего резко возросшего беспокойства, когда я говорила о выступлении.

Мне следовало все обдумать, прежде чем говорить с Лавинией, но я была слишком глубоко втянута в ситуацию, чтобы отступать.

Вот что дает мне спонтанность. Речь, умоляющая о чем-то, чего я даже не уверена, что хочу.

Но чем больше я говорила, тем больше я начинала верить в то, что говорю.

Я хотела доказать, что я могу это сделать.

Мне хотелось снова ощутить восторг танца.

Я хотела последнее шоу на своих условиях, а не на условиях вселенной. Это было одной из самых сложных вещей, которые мне пришлось принять, что моя карьера закончилась из-за чего-то столь непредсказуемого, как автокатастрофа.

Если бы я знала, я бы лучше оценила свои последние мгновения на сцене. У меня было бы больше завершенности.