Нападение

– Займи гостя, – предложил Клыков. – На стол собери. А мы с Володей сбегаем к Зотову на часик. Дело есть. Ты нас, сержант, дождешься?

– Дождется, – ответила за гостя Ромка и озорно ему подмигнула. – Верно, Алексей?

Когда во дворе раздался гул заведшегося мотора, Ромка дружелюбно кивнула на диван, покрытый клетчатым пледом.

– Садитесь, Алеша. В ногах правды нет.

Он послушно сел. Она пристроилась рядом, сказала высоким грудным голосом:

– Вы мне понравились, Алеша. А я вам?

Елизаров проглотил слюну, не зная, как лучше ответить.

– Ой, застеснялся! – сказала Ромка и засмеялась, открыв ровные белые зубы. – У вас в лесу девушек нет? Тогда можешь меня потрогать. Я живая.

Елизаров глупо улыбнулся.

– Боишься?

Глаза ее задорно сверкнули.

Елизаров, все так же глупо улыбаясь, положил руку на ее плечо. Ромка не шевельнулась. Тогда он обнял ее и потянул к себе. Она, не сопротивляясь, прильнула к нему горячим тяжелым телом, глубоко задышала, чуть постанывая, как голубица, которую на горячей солнечной крыше обхаживает настойчивый сизарь. Елизаров слегка растерялся.

– Ты что?

– Хочу, – сказала Ромка жарким шепотом, нежно касаясь его уха губами. – Тебя хочу…

Все произошло быстро, как в американском кино. В самых смелых мечтах Елизаров не доходил до такого…

Под окнами загудела машина. Громко топая, в комнату вошли Клыков и Топорок. Клыков пристально взглянул на парочку и понимающе усмехнулся.

– Уже поладили, как я вижу? А ты хват, сержант! Хват!

Он прошел к буфету, достал оттуда початую бутылку коньяка, рюмки. Вернулся к столу, налил всем. Предложил:

– Выпьем, голубки? Давно я не видел Ромку такой счастливой…

– Он хороший, дядя Тимофей. Ты на него не сердись, – пропела Ромелла.

– Тебе нравится, – значит все. Я тебе не парторг, не судья…

Елизаров было потянулся к рюмке, но тут же убрал руку.

– Нет, я не буду.

– Что так? – спросил Клыков, нахмурившись. – Обижаешь.

– Мне пора в гарнизон. Неприятности будут.

– Быстро пьянеешь?

– Нет, но запах…

– Молодец, – похвалил Клыков. – Сам был рядовым. Знаю порядок. Теперь насчет газовой плитки. Считай – договорились. Только чтобы все тип-топ. Достанешь – деньги твои. Погоришь – ни я, ни Ромка тебя, милок, в глаза не видели. Сечешь?

– Все будет чисто.

– Посмотрим, посмотрим…

Распрощавшись с сержантом – к трамвайной остановке его провожал Топорок, – Клыков взял Ромку за руку выше локтя, крепко сжал пальцы и притянул к себе:

– Ты теперь, красавица, к гостинице ни на шаг. Будешь кувыркаться только с сержантом. Заметят тебя там – пеняй на себя. Наташку помнишь? Так вот, рядом с ней тебя и похоронят.

– Как же мне жить теперь? – спросила Ромка плаксиво.

– А так. Гроши я дам. Что касается мужиков, повторяю – останется один Елизар.

– Скажете тоже! – хихикнула Ромка. – Я девушка впечатлительная. Мне трудно сдерживаться.

– Перетерпишь.

– Шутите вы, Тимофей Васильевич, – опять хихикнула Ромка.

– Да уж куда там, – сказал он серьезно. – Учти, не послушаешь – поотрезаю…

Он отпустил ее руку, оттолкнул от себя и пальцем нажал левую грудь, будто бы в кнопку звонка.

– Улавливаешь?

– Он же солдат, – сказала Ромка растерянно. Спорить с Клыковым она не пыталась, знала – если тот говорит, придется подчиняться, и потому лишь старалась выторговать условия повыгодней. – Он же раз в неделю приходить будет…

– Станет невтерпеж – иди к Сучку.

– Тьфу! – брезгливо передернула плечами Ромка. – Нашли, кого предложить. Он весь в прыщах…

– Ладно, об этом хватит. Поговорим о Елизаре. Ты его почаще таскай по городу. Заводи в ювелирный. Ах, мол, мне колечко нравится, ой, какой славный кулончик. Учи, учи…

– Без смысла, – возразила Ромка. – Откуда у вояки бабки?

– Не твое дело, – отрезал Клыков. – Чаще намекай, что у настоящих мужиков деньги должны быть. И о плохой охране ювелирного расскажи. Ты же там работала. Когда созреет на подвиг – мне скажешь…

Однажды, отправившись в увольнение, Елизаров застал в доме Клыкова всю компанию.

– Проходи, садись, – сказал Клыков, показывая на свободный стул. – Поесть хочешь?

– Не откажусь.

Елизаров оглядел стол, заставленный едой. На тарелках лежали помидоры, свежие и малосольные огурчики, селедка, посыпанная кружками лука, колбаса, стояли баночки с красной и черной икрой. Посередине стола возвышался «гусь» – большая бутылка «Столичной» с особо красочной экспортной этикеткой.

– Вот и отлично, – сказал Клыков. – Пообедаешь с нами. А для начала есть разговор.

– Слушаю вас, Тимофей Васильевич.

– Слушать буду я, – сказал Клыков с неожиданной жесткостью в голосе. – А рассказывать придется тебе.

– О чем? – удивился Елизаров.

– Ты говорил с Ромкой о ювелирном? – спросил Топорок. – О том, как его можно потрясти?

– Кому какое дело, о чем я говорю с бабой? – окрысился Елизаров. Его задел не сам вопрос, а то, что Ромка продала его Клыкову. – Сучка трепливая! Кого касается, что я делаю, думаю или говорю?