Напарница

— Прошу прощения, сударь, — ответила я, пробежав глазами текст приглашения, который мне, по-видимому, следовало повторить пятнадцать раз. Если в нём и был тайный смысл, то мне он оказался непонятен. — Но я не вижу особого смысла в этой работе. Почему бы вам…

— Сударыня! — сдержанно возмутился Дрон Перте. — Я ведь объяснял вам причины, по которым вынужден занимать ваше время! Разумеется, вы были бы не нужны, если бы приглашения мог разослать кто угодно. Однако, если вам это неизвестно, вежливость требует, чтобы женщин приглашала женщина, в противном случае может возникнуть значительное недоразумение. Мне не хотелось бы впутываться ни в любовные истории, ни в поединки только ради вашего спокойствия.

— Но, сударь, ваша матушка…

— Ивона! — Впервые после нашего утреннего разговора сын синдика обратился ко мне по имени. — Моя матушка давно выражала желание быть избавленной от светских обязанностей при условии, что это не нанесёт обиды её друзьям. Неужели вам так сложно выполнить просьбу женщины, которая старше вас и годится вам в матери?

— О, нет, сударь, в матери она мне отнюдь не годится, в чём вы сами убедились не далее как этой ночью! — живо ответила я. Дрон Перте побледнел от злости, и, пододвинув ко мне стопку бумаги, отвернулся к окну. Я, однако, не спешила приступать к работе, вернее, поспешила, но не к той, которую ждал от меня Дрон Перте. Сперва я зажгла свечу и подержала над ней каждый листок бумаги, на которой мне предстояло писать. Это требовало времени, однако никакие буквы или иные знаки там не появились. После я понюхала чернила, не слишком, правда, надеясь уловить тот особый аромат, который бывает, если написанное сегодня письмо завтра может сделаться вдруг невидимым. Напарник рассказывал когда-то, что изготовители писчих принадлежностей нарочно помечают запахом свой специальный товар: чтобы знающие люди могли отличать от обыкновенного. Но в этот раз передо мной была самая обычная бумага и самые обычные чернила. Возможно, тайна таилась в списке дам, а, возможно, и нет, и, во всяком случае, если сын синдика стоит ко мне спиной вот уже четверть часа, это не означает, что так будет продолжаться и впредь. Пожав плечами, я приступила к работе. «Милостивая хозяйка! — выводила я, написав наверху письма имя первой в списке дамы. — От имени Августы Перте, многоуважаемой супруги синдика гильдии стрелков Вашего славного города, имею честь пригласить Вас принять участие в благотворительном концерте, который состоится… числа сего месяца. Искренне Ваша, Ивона Рудшанг». Одно письмо, второе, третье… Пусть содержание было новым, работа была привычной: мне не раз приходилось отсылать некоторые деловые письма вместо моей хозяйки, госпожи Кик, и к тому же она требовала копировать почерк: это позволяло переложить на меня ведение дел, не ставя в известность власти. Я как раз приступала к четвёртому, когда сын синдика соизволил прервать своё молчание и повернулся ко мне.

— Как, Ивона! — воскликнул он с удивлением. В голосе сына синдика всё ещё сквозил холодок, и, пожалуй, это меня несколько… огорчало. — Всего три письма, когда надо разослать в пять раз больше? Право, вы меня удивляете и… постойте!

Сын синдика схватил одно из писем, и так и впился в него глазами.

— Ивона! — возмущённо проговорил он, — когда я просил вас взяться за эту работу, я говорил об обязанностях, которые могла бы выполнять моя невеста!

— Разумеется, сударь, — согласилась я.

— Тогда ответьте мне, моя дорогая, — в этом обращении не было уже тех подкупающих ноток, которые так ласкали и пугали меня с самого начала знакомства, — для чего же вы копируете мой почерк?!

— О… — потянула я, несколько сконфуженная этим открытием. Порученная мне работа вызвала к памяти привычный навык, к тому же отточенный напарником до того, что мало какой специалист мог бы обнаружить подделку. Вампиры, при желании, могут не только перенять у человека умение, но и вернуть обратно отчищенным от обычно допускаемых ошибок. Не сказать, чтобы я радовалась подобной учёбе — ни тогда, молоденькой девочкой, которой стали поручать дела, ни потом, когда попала в Бюро безопасности. Нелепость моего промаха меня до необычайности смутила, и я забрала у сына синдика письма — все три — и разорвала на мелкие кусочки.

— Однако же же, сударыня, — медленно проговорил Дрон Перте, — вы не ответили на мой вопрос. Почему вы решили сыграть со мной столь дурную шутку? Неужели вам не ясно, в каком положении я бы оказался, если бы писал своей рукой письма, подписанные женским именем? Или вы не понимаете, что именно этого я хотел избежать, попросив вас о помощи? А, может, вы хотели…

— Довольно, сударь! — не выдержала я. — Весьма сожалею о своей ошибке, и приношу вам свои извинения. Чего же вы ещё хотите?

— Объяснений, — резко ответил сын синдика и, пододвинув стул, уселся рядом со мной. — Итак, сударыня, вы видели этой ночью своего… напарника. С какой целью вы разговаривали с ним? Какие инструкции он вам дал? Упоминалось ли в разговоре моё имя? О чём была ваша беседа? Ну же, говорите!