Наперегонки с темнотой

После нашего разговора мы с Мартой еще минут тридцать просидели в шкафу, а затем опять перебрались на кровать. Каждый был погружен в свои невеселые мысли, поэтому переговаривались мы лишь изредка. Порой кто-то из нас предпринимал попытки говорить на отвлеченные темы, но выходило плохо. Все разговоры в итоге сводились к одному — паника, эвакуация, молчание властей. Они ведь действительно так и не сказали всего.

Президент упомянул в своей речи, что им неизвестно как распространяется вирус, хотя было очевидно — это откровенная ложь. Также не прозвучало ни слова о поведении зараженных, о том, как они нападают и чего от них ожидать. И он, и выступающие с трибун многочисленные военные министры молчали, что их можно обезвредить лишь выстрелом в лоб. Они по-прежнему многое утаивали, уклончиво называя тех тварей зараженные или инфицированные.

Вполне возможно, это оправдывалось опасениями, что в панике люди начнут палить друг по другу — скажи они о выстрелах в голову, любой придурок мог взять в руки оружие и, действуя на свое усмотрение, отправиться отделять больных от здоровых. Терренс уже так и поступил. И все-таки они обязаны были разъяснить, как действовать в случае нападения, но вместо того, факты привычно замалчивались.

Крепко прижавшись ко мне, Марта положила голову на мое здоровое плечо, а я время от времени запрокидывал к себе ее лицо и целовал губы, глаза, скулы, лоб… Ощущать ее рядом было чертовски приятно. Наш привычный мир перевернулся, вокруг бушевал хаос, но у нас была эта ночь. В какой-то момент мне пришло в голову, что будь это моя последняя ночь, я бы предпочел провести ее именно так.

Немного погодя я услышал ее размеренное дыхание и понял, что она уснула. Еще долго я прислушивался к нему, думая о ней, о себе и о Терри. За окном была тишина и это успокаивало. Постепенно глаза у меня закрылись и я не заметил, как тоже погрузился в крепкий сон.

Разбудил меня еле слышимый шепот Марты. Склонившись к самому моему уху, она возбужденно шептала:

— Джон, проснись! В доме кто-то есть. Проснись!

Я открыл глаза, но увидел лишь темноту. Ее рука предостерегающе закрывала мне рот. Аккуратно отстранив ее, я прислушался.

На улице шел дождь. Он несильно стучал по крыше и металлическим ставням, но кроме этого звука, я ничего не слышал.

— Это дождь, — так же тихо ответил я.

— Нет же, здесь кто-то есть! Послушай!

Я снова напряг слух и наконец за шумом дождя разобрал, как кто-то передвигается по гостиной чуть слышными, шаркающими шагами. Периодически он натыкался на мебель, терся о стены и издавал приглушенные звуки. Я узнал их. Они были едва различимы, однако уже слишком хорошо мне было знакомо это бульканье, повизгивание и хрипы.

С каждой секундой они слышались все яснее — зараженный явно шел прямо к двери нашей комнаты. Даже в темноте я ощутил, как Марту захлестнул ужас. Она вся сжалась в тугой комок и почти не дышала. Теперь уже я закрыл ей рот рукой и зашептал:

— Что бы не произошло, не издавай ни звука. Он не войдет, дверь заперта.

Страх охватил и меня, да так, что сердце подпрыгнуло к самому горлу. Нащупав на тумбочке у кровати обрез, я стиснул его в руках и приготовился к худшему. Я не был уверен, чувствуют ли эти ублюдки присутствие живых, но если ему вздумается ломиться внутрь, мне придется стрелять.

Слушая, как он приближается все ближе, а звуки, издаваемые его глоткой, становятся все отчетливей, мы замерли в леденящем оцепенении. Когда он натолкнулся на дверь, раздался громкий удар. Марта резко вздрогнула и судорожно задышала, а я схватил ее за руку, давая знак успокоиться.

К нашему облегчению, ублюдок недолго потоптался под дверью, затем, обтирая стену, двинулся дальше. Шаги удалялись. По-прежнему не двигаясь с места, мы вслушивались в происходящее снаружи, а спустя время я догадался, что он ходит кругами.

Минут через пять зараженный вновь подошел к двери, стукнулся об нее и пошел на второй заход. Похоже, он намеревался прогуливаться по дому до восхода солнца, но самое печальное заключалось в том, что мне нужно было в туалет. За вечер я выпил литр воды и теперь организм настойчиво требовал избавиться от лишней жидкости.

В других обстоятельствах я бы не раздумывая воспользовался освободившейся бутылкой, однако теперь оставалось лишь ждать. Я очень надеялся, что смогу продержаться до наступления рассвета, потому как производить лишнего шума точно не стоило. Да и Марту шокировать мне не хотелось.

— Он ходит по кругу, — прошептал я ей на ухо. — Сколько сейчас времени?

Она осторожно достала из кармана телефон, прикрыла экран подушкой и посмотрела на часы.

— Пять двадцать утра.

— Дерьмо! Рассветет только через пару часов. Надеюсь, ему надоест тереться о стены и он куда-нибудь свалит.

— А если нет? — панически зашептала она.

— Если нет, я прострелю ему башку. Днем они не так опасны. — В попытке приободрить, я притянул ее к себе. — Не волнуйся, мы выберемся.