Наперегонки со смертью

– Тихо всем! – крикнул хозяин, и тотчас же наступила тишина. – Аллах видит все, он справедлив!

Эти неверные несколько минут назад убили нашего товарища и как подлые шакалы пытались убежать в горы. Но Аллах справедлив! Он вернул их в наши руки, чтобы мы смогли по заслугам воздать им. И мы сделаем это во имя Аллаха!

– Аллах акбар! – дружно заревели охранники, потрясая автоматами над головами несчастных беглецов.

– Аллах желает, чтобы казнь этих неверных ублюдков стала примером и устрашением для всех остальных, – продолжал тем временем Ахмет и, повернувшись к толпе "зэков", прокричал:

– Вы меня хорошо поняли? Я вам покажу, что будет с теми, кто попытается отсюда бежать! Из лагеря дороги назад нет, это должен запомнить каждый из вас!

По рядам "зэков" пробежал негромкий гул, и Банда не понял, был ли это гул согласия или протеста. Впрочем, Ахмет все равно не прислушался бы к тому, как отреагируют на его угрозы "зэки". У него в голове, по всему чувствовалось, уже давно созрел четкий план устрашающего наказания.

– Охрана, построить всех в одну линию лицом к этим шакалам и не спускать с них глаз ни на минуту. Я сейчас вернусь, – отдав команду, Ахмет бросился к общежитию.

Через несколько минут он появился снова, и в руках его ярким, а от этого еще более жутким солнечным блеском отливала кривая восточная сабля.

Таджики восторженно загалдели, увидев в руках хозяина древнее оружие предков, а у "зэков" застыли лица, превратившись в страшные гримасы животного ужаса.

– Я никогда не шучу. Если я сказал, что из лагеря выходить нельзя – значит, нельзя! Но эти шакалы, – Ахмет ткнул саблей в направлении связанных беглецов, – не только решили меня обмануть, но еще и убили нашего товарища, истинного правоверного Абдурахмана Салибова. Кровь – на руках этих неверных, и справедливый Аллах никогда не простит нам, если мы не отомстим за эту праведную кровь кровью самих неверных!

Исступленный рев таджиков заглушил его последние слова. И тогда Ахмет подошел к пленникам поближе, примерился и резко махнул саблей. Как кочан переспевшей капусты, глухо стукнулась о землю вмиг отрубленная голова крайнего из беглецов. Бедняга не успел даже, наверное, понять, что произошло, как его обезглавленное тело нервно задергалось в последних предсмертных конвульсиях.

Судорожный вздох дикого ужаса пронесся над толпой "зэков", и даже повидавший на своем веку многое Банда почувствовал, как противно подкатывается к горлу тошнотворный комок. Он отвернулся, не в силах смотреть на эту жуткую картину.

– Аллах акбар! – радостно вопили вокруг него таджики, будто одержав неслыханную победу над грозным и могущественным врагом своего Аллаха.

А через несколько секунд еще четыре головы скатились в лужи стаявшего снега, навсегда отделившись от бренных измученных тел неудачливых беглецов.

Их головы, водруженные на колья, несколько месяцев торчали перед бараками "зэков", пока птицы, дождь, солнце и ветер не испортили окончательно это "наглядное пособие" для остальных, придуманное Ахметом...

* * *

– Вот такие дела, Олежка, там и творились...

– Ни хрена себе! – Востряков аж содрогнулся, будто сбрасывая с себя оцепенение и ужас рассказа Банды. – Если б не ты мне все это рассказывал, я б и не поверил, наверное...

– А я это все своими глазами видел... Наливай, Олег! Не дай Бог снова все это пережить!

Они пили, не пьянея, и лишь одно чувствовал Банда – с каждым новым стаканом и с каждым новым рассказанным эпизодом ему становилось легче и еще больше хотелось выговориться, выложить все, что накипело за эти годы.

– Короче, ты понял, что там творилось. С каждым днем я чувствовал, что закипаю все больше и больше. Я ненавидел этих чучмеков всей душой... И исправно работал на Ахмета, получая за свою шакалью работу неплохие бабки.

Банда взглянул на Олега, будто ища поддержки, но друг на этот раз промолчал, и тогда Сашка заговорил снова:

– Но, Олежка, это, оказывается, было еще не самое страшное. Гораздо худшие штучки вытворял Ахмет. Я это узнал случайно.

По голосу Бондаровича Востряков вдруг понял, что именно сейчас друг расскажет то, что в корне изменило его жизнь и что пригнало его сюда, в Сарны.

– К нам периодически, строго раз в неделю, прилетал вертолет, и на нем Мурат отправлял куда-то контейнеры. В этих жестянках, как мы с Хлыстом предполагали, были какие-то вытяжки из наркотиков или полуфабрикаты из "травки", заготавливаемой в горах "зэками", – Банда снова закурил, и то, как нервно он затянулся, красноречивее любых слов свидетельствовало о его волнении. – Охранники из таджиков выносили эти контейнеры из бани, а уже мы таскали их к вертолету. Нас с Хлыстом никогда не пускали в баню, и поэтому мы догадывались, что там есть что-то такое, чего нам видеть не положено. Мы думали – лаборатория, но даже и представить себе не могли, какая именно... Налей, Олег, ну его! Как вспомню, так аж руки трясутся; мать твою!

Востряков понимающе кивнул и, быстро разлив водку, протянул Банде его стакан. Сашка снова выпил водку, как воду, даже не потянувшись за закуской.