Наперекор судьбе

Барти удалось правдами и неправдами, в том числе и используя служебное положение, получить последнее двухдневное увольнение. Лондон показался ей на удивление опустевшим.

– Все покинули город, – сказал ей Лоренс. – Все военные – это точно. Заодно и немало гражданских унесли отсюда ноги. Люди напуганы. Вокруг только и разговоров об «аде кромешном». Не знаю, кто сочиняет эти дурацкие слухи, но им верят. Говорят, когда начнется вторжение, Лондон якобы станут бомбить днем и ночью и всем придется жить в бомбоубежищах…

– Но ты пока в Лондоне.

– Да, я пока в Лондоне. И ты тоже. Так в чем же дело?

– Ни в чем, – как всегда растворяясь в воле Лоренса, ответила Барти. – Совсем ни в чем.

– Отлично. У меня куча планов насчет того, как мы проведем это время. Знаешь, теперь можно свободно поймать такси. Рестораны и ночные клубы пустуют. Мы с тобой просто сказочно повеселимся.

* * *

Лоренс по-прежнему был полон решимости участвовать во вторжении, повторяя популярную в то время фразу: «С Айком – хоть в пекло!»

– Ты уверен?

– Настолько, насколько это возможно.

Барти вдруг с пронзительной ясностью поняла, до чего же она его любит.

– Лоренс, не надо. Ты же можешь остаться.

– Тогда ты не будешь мной гордиться. А я очень хочу, чтобы ты мной гордилась.

«Он совсем как ребенок, – устав спорить, подумала Барти. – Требовательный, избалованный ребенок».

– Да-да, я хочу тобой гордиться. Но…

– Барти, на тебя не угодишь.

– Дело не в этом. Я буду тобой гордиться. Ты сам знаешь. Но…

– Что – но?

– Я буду очень бояться за тебя, – тихо призналась она. – Очень. Мне будет страшно от мысли, что я могу тебя потерять.

Возникла долгая пауза. Когда Лоренс заговорил снова, его голос был необычайно нежен. Пожалуй, таких нежных интонаций она у него не слышала никогда.

– Мне очень приятно об этом узнать.

– Это правда.

– Но я буду в полной безопасности, – торопливо добавил он. – Ты же знаешь: ни в какие сражения я не пойду. У меня совсем другая работа. О моей безопасности будут заботиться ничуть не меньше, чем о безопасности Эйзенхауэра. – (Барти молчала, понимая, что он врет, причем сильно.) – Я люблю тебя, Барти. Очень, очень люблю.

– И я очень, очень люблю тебя, Лоренс.

Он улыбнулся ей:

– Я сейчас пережил самый удивительный момент в своей жизни. Его я не забуду до конца своих дней.

– И я тоже не забуду.

Барти стояла, смотрела на него и думала об этом странном, тяжелом, перепутанном и перекрученном времени, где среди тягот и ужасов появлялись минуты безграничной радости. Она думала о переменах, произведенных Лоренсом в ней самой и в ее жизни.

– Расскажи, какие у тебя планы на эти два дня, – попросила она.

– Они были весьма обширными. Но теперь я хочу, чтобы мы просто остались дома.

Барти все же заставила его рассказать о планах, часть из которых они решили осуществить.

Писем от Джона по-прежнему не было.

* * *

В последнюю неделю мая часть, где служила Барти, переместилась в окресности Рая. Четырехместные палатки, в которых они жили, стояли в вишневом саду. Внутри палаток стояли индивидуальные укрытия системы Моррисона, отчего палатки напоминали туннель. В каждом укрытии помещались две складные кровати, куда девушки и заползали на ночь.

Металлические каски им теперь было приказано носить постоянно, даже по вечерам, отправляясь в городок. Каждое утро они пересчитывали пометки, сделанные мелом на касках, и таким образом узнавали, сколько победных ударов нанесли за время ночных дежурств. Сейчас зенитки стреляли магнитными снарядами, и потому частота попаданий была выше.

Барти без преувеличения могла сказать, что все они были целиком поглощены текущими заданиями и потому не думали о своей участи. Они даже не замечали снарядов, падающих с отвратительным свистом. Пока ты могла криком передавать необходимые данные и пока слышала, что кричат тебе в ответ, ничего иного не требовалось.

Меры безопасности казались драконовскими – так велик был страх перед возможной утечкой информации. Барти даже пришлось подписать соответствующую бумагу, поклявшись честью, что все отправляемые ею письма содержат только сведения личного и семейного характера. Но даже такие письма разрешалось писать лишь в случае крайней необходимости.

* * *